Я скатился с неё и, посадив на кровать, присел перед Евой на корточки. В груди скрутился лёд, словно в меня воткнули пару сосулек. Зато всё встало на свои места.

– Так ты беременна? – сухо уточнил я и, удерживая её за руки, болезненно  скривился: – Поздравляю, Ева. Теперь понятно, почему согласилась выйти замуж за господина Дрэйка. Что, тоже случайный перепихон после совместной выпивки? – подался к ней так близко,  что мы, скрестились яростными взглядами, почти целовались глазами. Холодно проговорил: – Не стоит искушать меня, Ева. Да, признаю, ты действуешь на меня ошеломляюще. Ты мой наркотик, моя эйфория, так сладко желать утонуть в тебе… Но с этого момента больше не прикоснусь к тебе. Что бы ни произошло, я выполню волю Комара. Сделаю всё, что от меня зависит, чтобы ты вышла замуж за отца своего ребёнка. 

Смотреть в её широкораспахнутые синие глаза и не иметь возможности прижаться к подрагивающим губам приоткрытого рта было невыносимо мучительно. Но чужой ребёнок отрезвлял сильнее и больнее, чем долг и совесть. Эта бабочка не моя и никогда не будет моей. Ещё одна желанная женщина не станет моей…

Поднялся и, больше не глядя на Еву, направился к выходу.

– Ты просто идиот, – проговорила девушка в спину. Холодным, ледяным голосом, способным заморозить Африку. – И, – она резко поднялась и бросилась к комоду. Вывалила оттуда трусики, лифчики, чулки и дернула один из цветных кулечков. Подошла ближе и швырнула его мне в лицо. – Я с Прэскотом даже не целовалась, Дэ-ми! Мне не нужна твоя защита больше. Проваливай!

Я вытащил ткань и с удивлением узнал кусок своей простыни, вспомнил, как Ева стояла надо мной с ножом в руке. А сейчас видел причину: запёкшееся пятнышко крови. Правда обрушилась на меня в этот миг обжигающим душем. Слова Комара о невинности дочки, кровь на простыне и проколотые Катей презервативы. И я сделал то, чего сам от себя не ожидал: расхохотался. До хрипа, до потемнения в глазах, я смеялся так, что в груди заныло. Отпускал со смехом всё напряжение, ревность и боль, впуская в сердце что-то светлое, о чём, казалось, давно уже забыл.

Ева вздрогнула и отступила, сжимая кулачки.

– Пошел вон, Дэми, Дима или как там тебя! Иди отсюда и никогда не возвращайся, – она открыла спокойно дверь и показала мне на выход. – У-би-ра-йся, – пропавшим голосом договорила и отвернулась.

Хотелось обнять её, прижать… трахнуть прямо на этом комоде так, чтобы вся злость из её глаз испарилась. Присвоить, осеменить и навсегда остаться рядом, но… Она в опасности. Моя девочка в опасности. Маленький комочек в её теле тоже. От одной мысли о том, что в Еве развивается частичка нас двоих, в носу становилось мокро. 

Я сжал челюсти и сухо кивнул:

– Да, госпожа. Я уйду. Из комнаты. Но не надейся избавиться от меня. Ты под моей защитой, и до окончания контракта не советую делать глупости. Если попытаешься сбежать, посажу в бункер моего дома до истечения седьмого дня. Хочешь наслаждаться свободой, заниматься карьерой и встречаться с друзьями – смирись, что я буду рядом. Повторяю, я – твоя тень.

Она дёрнулась, явно желая еще что-то сказать, но промолчала. Дождалась, когда я выйду в коридор, и хлопнула дверью за спиной. Что-то глухо упало в комнате, я потянулся, чтобы вернуться, помочь, вдруг в обморок снова рухнула, но услышал плач. Тихий и сдавленный, будто девушка зажимала рот ладонями, чтобы ее никто не услышал.

Задавил в зародыше желание вернуться и успокоить. Во-первых, успокаивать буду… долго, если начну. Во-вторых, нет у нас времени на покой. Всё это можно решить потом.