Он отключился, а я выругался: Макс всегда гнёт свою линию. И мне ничего с этим не поделать, разве что попросить Пелагею повлиять на своего мужа. С одной стороны, меня распирала гордость за сына, который сумел справиться с первой работой, с другой… Максим ещё ребёнок! Это нам с Орлом пришлось срочно взрослеть, чтобы выжить. Я не хотел, чтобы мой сын проходил через всё это.

Телефон снова затрезвонил.

– Да, Сэм, – сухо ответил я. Выслушивая отчёт о плачевном состоянии безопасности в доме Комаровых, злился всё сильнее. Перебил: – Стоп! Заменить все замки, поставить камеры… Да что я тебе говорю? Полная модернизация! Чтобы ни одна мышь не проскочила. Да, я хочу отслеживать каждого, кто работает или бывает в доме. Счета отправляй на Комарова, у нас безлимит, а потом разберёмся. Госпоже Комаровой? Разумеется! Чтобы жучки были даже на украшениях! Не знаю, сам придумай! Какая, к ебеням, пресса? Ты вчера родился?!

Отключился и, тяжело дыша, молча сжимал кулаки. Кто-то захотел навредить моей… Тьфу!

Комар явно пичкал меня сказками. Наговорил про загадочного сталкера, чтобы я был рядом с его дочерью… но один. Чтобы не привлекать внимания. Что это значит? Значит, он не доверял никому и был готов к чему угодно.

Что-то мне говорило о том, что в офисе я никого не обнаружу. Лишь бы офис оставался на месте. Настораживало молчание всех телефонов в здании: ни секретарь Комара, ни вахтеры, ни юристы – не ответили. Но о взрывах в центре Нью-Йорка, случись такое, пищали бы из каждого утюга.

Я выглянул в окно, и всё равно при виде сверкающей в полуденных лучах высотки облегчённо выдохнул. 

У входу кивнул парням, которые молча сопровождали меня, чтобы оставались в фургоне, да направился к офису Комара. Настораживало то, что комиссар Олби так и не позвонил. Означало это, что ему нечего мне сказать. 

Взъерошенный, словно воробей, которому не удалось отстоять кусок хлеба у сородичей, администратор встретил меня  угрюмым взглядом.

– Закрыто! – зло, словно ему эту фразу приходилось повторять тысячу раз, прорычал он. – У нас со вчерашнего дня нет света. – Предупреждая вопросы, он быстро добавил: – Поломка не найдена, сроки неизвестны. В здании лишь я и ремонтники.

– Могу я подняться в офис господина Комарова? – я показал пропуск, который выдал мне Сергей на всякий случай.

– Можете, – нехорошо ухмыльнулся администратор, толком и не взглянув в документ: – Девяносто девятый этаж, лифты, как вы понимаете, стоят.

– Где выход на лестницы? – сухо уточнил я, поймав изумлённый взгляд мужчины. Он коротко кивнул, указывая направление, и я двинулся к дверям. – Спасибо. 

Поднимаясь, размышлял о любимом числе Комарова, который считал «девяносто девять» счастливым. Снова набрал по очереди номер Сергея и его подручных. Никто так и не вышел в доступ. Только хотел прекратить это, как вдруг сотовый секретаря отозвался гудком, но тут же телефон снова ушёл во «вне доступа».

Я набрал Олби и, тяжело дыша, прохрипел:

– Срочно объявляй Комарова в розыск! – друг попытался возразить, но я закричал и дернул оружие из кобуры: – Комар знал, что его жизнь в опасности. Пристроил дочку в богатую семью, меня нанял… на свою безопасность плюнул, значит было бесполезно. Телефон его секретаря пикнул, может, они ещё живы. Уверен, их похитили, проверяю… – я побежал по ступенькам быстрее. – Да, на крыше есть посадочная площадка. Какие к дьяволу камеры? Тут всё здание обесточили! 

Отключился и прибавил ходу. Нужно убедиться, что догадки мои верны.

Двери в офис нараспашку, внутри пусто. Внешне всё обычно, ни бумаг на полу, ни разбитых компьютеров, но мой цепкий взгляд задержался на багровом отпечатке пальца на косяке.