– Где мои вещи? – навис я над кроватью. – Портмоне, телефон... прочее?

Служанка поднялась и, повернувшись к комоду, указала на большую шкатулку, где я и обнаружил пистолет и остальное. Выгреб всё и, глянув на закрытые глаза Евы, коротко приказал: 

– На шаг от неё не отходите. Ясно?!

Карга сухо кивнула, а я выскочил из комнаты. Пока искал того самого Джона, о котором проговорилась служанка, позвонил своим ребятам, приказал всем более-менее свободным немедленно явиться в дом Комарова со всем возможным оборудованием. Последнее прибавил, когда на мою просьбу предоставить видео с камер наблюдения за последние сутки, Коул посмотрел на меня так, словно я потребовал у мужчины родить мне ребёнка. Бедлам! Как мог Комар так расслабиться?!

Своему другу, комиссару полиции Олби, я отправил сообщение с просьбой выяснить местоположение сотового господина Комарова. Поджидая ребят у входа, надел наплечную кобуру, проверил и вложил в чехол пистолет. Накинул перекособоченный пиджак и, рассовывая вещи по карманам, заметил, как на землю спланировала небольшая бумажка. Похоже на сложенную салфетку из вчерашнего ресторана. Развернув её, прочитал написанные сильным размашистым почерком слова:

«Умоляю, помогите! Меня хотят убить!»

И ниже номер телефона. Сразу вспомнил, как сестра Прэскота, Эвелина оглаживала меня, пожирая взглядом. Вот только я неправильно расценил её желание. Вот зачем она просила визитку охранного агентства. 

В ворота уже въезжали первые машины. Я быстро направился к высокому чёрному фургону. Когда озадачу парней распоряжениями, позвоню Эвелине по пути в офис Комара.

21. Глава 21. Ева

Когда я пришла в себя, Варя сидела на краю кровати и поглаживала мои волосы. Она у нас, сколько себя помню, работает. Заменила мне и мать, и отца. Только от нее, к сожалению, я получала одну сухую заботу, а любви и радости не чувствовала, будто женщина делает это не по доброй воле. Ну, за деньги, конечно же. Жалование у нее – позавидовала бы гувернантка президента.

– Где?... – я пошарила глазами по комнате и приподнялась на локтях. В голове гудело, в горле горело, соски ныли и тянули. А все от возбуждения, чертов мишка! И слабая догадка пульсировала в висках: задержка уже неделю. Но нет, этого быть не может...

– Господин Леонов ушел, – сухо проговорила Варя, встала на крепкие худые ноги и спросила: – Что принести к завтраку?

– Я сама спущусь в столовую, не нужно нести, – и отмахнулась. – Все равно ничего не хочется, кроме… лимона.

– Выходить тебе запретили, Ева.

Я спустила ноги с кровати и заметила, что вещей Дэми на комоде нет. Ушел по делам или свалил вообще? Я не разрешала ему, какого хрена он о себе возомнил? И что значит «мне запретили выходить»?

Снова замутило, да так сильно, что потемнело в глазах. Ну, хватит… В желудке пусто давно, какого хрена меня всё ещё тошнит?

Где-то в клатче разрывался телефон. Варя спокойно подхватила сумочку и подала мне.

– Он звонит уже не первый раз, – она слабо поклонилась и пошла к двери. – Принесу вам фруктовый салат.

– Граната хочу, – бросила ей вслед и приложила мобильный к уху.

Женщина тихо закрыла за собой дверь, а в ухо ввинтился обеспокоенный голос менеджера:

– Джонси, миленькая, по новостям такое говорят! Ты жива? Я ночь не спал! У нас концерт послезавтра, не умирай, пожалуйста!

– Тебе меня жалко или концерт?

– Концерт... – простонал он и быстро поправился: – Тебя, конечно! Но сама понимаешь, там же съемка и интервью оплачены. Так… а что с голосом? У нас живое выступление, Джонси!

– Сорвала, – я слабо откашлялась и снова легла на кровать, на бочок – так вроде меньше тошнило. Подушка пахла моим ночным охранником: сладко и терпко. Спасительно. Прикрыв глаза и слушая причитания Энжи, я вспоминала, как обнимала голого мишку всю ночь. Рядом с ним было так… надежно. Хотя мне не спалось: я переживала за его голову, переживала, чтобы он был в порядке, но врач заверил, что это всего лишь небольшое сотрясение и неглубокий порез. Мне было за Дэми страшнее, чем за себя. Вот же дура, правда?