- Тимофей, - шепотом позвала Анюта.

     - М?

     - Руку выпустите?! – Я был настолько переполнен эмоциями, что не замечал, как она потихоньку тянула свою руку из моей хватки.

      Блаженная улыбка снова озарила мое лицо, придав придурковато-радостный вид. И я опять поймал себя на мысли, что рядом с этой девушкой просто становлюсь бессовестно счастливым. Ни биржевой курс, ни дела в отелях, ни отцовское умопомрачение не могут пробить этот эфемерный и сладостный щит.

     Я с сожалением выпустил захваченную ладошку, борясь с желанием поцеловать ее.

      Чуть успокоившись, я стал надеяться, что опера меня увлечет и отвлечет от греховных мыслей. Но не тут –то было.

   Моя девочка так прониклась музыкой, что я не мог от нее отвести голодного взгляда.

    Она подалась вперед и, сжав кулачки, положила их на спинку кресла перед собой. Ее собственная спинка – как натянутая струна. Казалось, еще миг, и она сама порхнет на сцену. Честно сказать,  ни разу не видел, чтобы кто-то из моих спутниц был так поглощен представлением.

      Она выдохнула только тогда, когда опустился занавес. Безумно хотелось проверить, как бьется ее сердечко. Уверен, так же часто, как после стометровки. Опять моя рука мысленно потянулась к ее груди, а определенно лажающий сегодня самоконтроль ехидно хихикнул – узнать частоту сердцебиения можно и по руке, собственно.

      - Пойдем в буфет, - скомандовал я, и снова по-хозяйски взял Аню за руку. – Ты иди, займи столик, а я пока принесу нам что-нибудь вкусненькое. Ты бутерброды с рыбой или колбасой будешь? – я намеренно умолчал о спиртном, намереваясь поставить ее перед фактом. Девушка слегка под градусом – это такое восхитительное зрелище! Милая, раскрепощенная, не фильтрующая каждое слово. Ну естественно, речь идет о тех девушках, которые мало пьют. Те же, которые могут и лошадь перепить, не в счет. От бокала шампанского они даже не порозовеют. Насчет Анюты я как раз был уверен, что получу райское наслаждение, когда она чуть отпустит свои тормоза.

      И конечно, я не повел ее к стойке еще и потому, что не хотел смущать ценами. А то, увидев, что один бокал Moet & Chandon стоит почти две тысячи, она еще больше замкнется.

      - Кто говорит, что театр начинается с вешалки, а я считаю, что он начинается с буфета, - протягиваю Анюте бокал и ловлю тот самый смущенный взгляд, от которого я готов потерять голову. – За искусство?!

    - За искусство! – соглашается она и, облизнув губы, осторожно касается ими стекла.

     Как отъявленный маньяк, я слежу, как она маленькими глотками пьет шампанское. Останавливается, вскидывает на меня глаза, в которых мелькает восторг, и снова приникает к бокалу. Щечки ее розовеют, и я, сглотнув слюну, с трудом отрываюсь от ее лица и чуть ли не залпом осушаю свой бокал. Сердце отплясывает тарантеллу, а я не могу сдержать порыв и беру ее руку. Не заботясь, кто что подумает, я даю волю одной своей маленькой невинной «хочушке» - переворачиваю ее кисть ладошкой вверх и жадно приникаю к ней горячими губами.

      Моя девочка от неожиданности вздрагивает, и по ее испуганно взлетевшим ресницам я угадываю, что она меня поняла. Поняла, что с такой же страстью я безумно хочу целовать ее всю. Начиная с оголенных плечиков и заканчивая тем, что сейчас прикрыто трусиками. Ну и платьем. Меня ведет от ее запаха, от милого румянца, от вида вздымающейся груди, от которой меня отделяет легкий, но, к сожалению, непрозрачный шифон.

      Чувствую себя прыщавым пацаном, но поделать ничего не могу – в штанах становится тесно, горло пересыхает от бьющего по нервам желания. И слава Богу, звонок, приглашающий на второе отделение и отрезвляющий.