Народ радостно загудел, поздравляя друг друга, желая удачи и счастья. Снова полилась музыка, послышались тосты со всех сторон.

Утомлённая, я наблюдала за остальными, тихо наслаждаясь бесхитростным праздником.

Чуть позже подсела к группе женщин и девушек, слушала их разговоры, выведывая новую для себя информацию и местные сплетни. Меня почти никто не знал в лицо, не стесняясь обсуждать при мне жизнь их Светлостей.

– А вы слышали? – Вклинилась в чей-то рассказ о новых тканях дородная женщина с примечательной волосатой бородавкой на носу, – герцогиня наша свою дочку в монастырь повезла.

– Да неужели? – Спросила соседка.

– Точно тебе говорю, девице скоро шестнадцать исполнится, госпожа её аккурат через неделю после дня Зимы родила.

– Бедное дитя, – покачала головой полная женщина, укутавшаяся в толстый плащ, – и жизни-то не пожила. Просидела в замке взаперти, а теперь только и увидит, что стены монастыря. А всего-то и вины за ней, мамашин грех.

– Беатрис-то её замуж выдать не может, – продолжила та с бородавкой, – как ни крути, кровь благородная в жилах девицы. За деревенского не отдашь, аристократы сами не возьмут. Вот и придётся ей век вековать в обители Басмуса.

Как ни странно, но я и от Бланки слышала, что монастыри находятся в «ведении» бога Неба. А монахинь принято называть невестами Басмуса. Не знаю, не против ли Дея такого «многожёнства» или владычице Земли всё равно, что под опекой её мужа сотни смазливеньких суженых.

– Беатрис хвостом вертела, а девчонка бедная теперь отдуваться должна, – сердито сказала полная матрона, – признали бы Дору внебрачным ребёнком, да и замуж за какого-нибудь захудалого дворянчика отдали. Уж поди на приданое денег хватит с избытком.

– Герцог и слышать о ней не хочет, – не унималась «бородавчатая», – потому и Беатрис поспешила спровадить дочку с глаз долой.

Ага, меня уже в монастырь упекли. Спасибо, матушка. Дыма без огня не бывает. Если пошли про это слухи, значит, и правда Беатрис в любой момент может отправить меня к «жениху» Басмусу. Нет у меня в запасе зимы, теперь я это чётко поняла. Дело сильно осложнилось. Вряд ли Леви согласится сейчас бросить работу. Денег у меня нет совсем. Что ж, как всегда, буду выпутываться из передряг самостоятельно.

К утру, когда давно погасли костры и народ разошёлся по домам, снегопад усилился, накрыв пушистым одеялом землю, украсив башенки замка пышными шапками. Однако стоило солнышку выглянуть из-за туч, и оно тёплыми ладонями смяло лилейный покров, растопило снег, превратив его в лужи, в которых отражались жёлтые лучи.

Грета даже в отсутствие герцогов не спускала с меня глаз. Вот и сегодня, чуть свет, загнала меня в холодный подвал, где хранились продукты. Мне предстояло перебрать все овощи, вымести мусор, почистить полки.

Я накинула на платье свой драный плащ, но он почти не спасал от холода. Руки мои озябли и почти не слушались, пальцы одеревенели. Я уже закончила отбирать испорченные овощи, собрала их в корзины, подобрала отпавшие капустные листы.

Из моей головы не шёл тот разговор, когда я узнала, что меня хотят спровадить в монастырь. Ночью пролежала без сна, не сомкнув глаз. В голове крутился главный вопрос. Когда?

Закончив с подвалом, я поспешила на кухню. Дюк после вчерашнего отсыпался, так что не боялась попасть ему под руку. Я не ошиблась, Бланка одна хлопотала возле печи.

– Дора? Ты голодна? Да ты же совсем продрогла, – заметила она мои посиневшие руки и дрожь, – садись, налью тебе горячего чаю.

Опустившись на лавку, дождалась, пока хлопотунья подаст мне чашку и сядет рядом.