— Извините, Валерий, не помню как по отчеству, она великолепна, красива и соображает, как самый медленный автомобиль в мире (разгоняется до 45км/час — прим. автора)..

— Няня, — рычит на меня могущественный демон, видимо, знакомый с британским автопромом не понаслышке.

Опять я что-то не то сказала, а ведь стараюсь вести конструктивный диалог из последних сил. Он злится, но при этом улыбается, осматриваясь по сторонам, какое-то странное, нездоровое сочетание. Лицемерный паскудник.

— Вы, нянечка, я смотрю, напрочь лишены инстинкта самосохранения.

— О, — шепчу, прищуриваясь, — это что-то вроде «знай своё место, раб»?

— Нет, это что-то вроде «оскорблять незнакомых людей некрасиво».

— Значит, оскорбление знакомых вы приветствуете? — голосом диванного психолога.

— У меня от вас уже голова болит. — Отворачивается и снова угукает.

— Ваша жена начала первой.

— Моя жена вовсе не моя…

Чернявый ведьмак планирует возмутиться, но тут его по плечу бьёт Пётр Иванович, перебивая.

— И когда ты успел жениться? Даже на свадьбу не пригласил, шельма.

— Нет, — глядя  мне в глаза, — я всё ещё не женат, просто мы с вашей няней на днях столкнулись в ресторане.

Ну всё, кирдык. Спина покрывается ледяным потом. Вот сейчас потусторонний повелитель дизайнерских пиджаков и брюк выведет меня на чистую воду, выставив неадекватной курицей. А мне так нравилось здесь работать.

***

Но он меня не выдает, а произносит следующее:

— Антонина облилась соком. А твоя няня, — обращается он к Петру, — стала тому свидетелем.

Я так глубоко вздыхаю, как будто не делала этого сто с лишним лет. Его цепкие, с жёстким прищуром тëмно-карие глаза быстро осматривают моё лицо, впитывая реакцию. И, заметив нервозность, вспыхивают злорадством. Вот же гусь лапчатый. На вид ему лет тридцать пять. Взрослый, зрелый мужик, а откровенно стебëтся надо мной.

Ему весело, а я чуть в штаны не наложила, боясь потерять работу. Я ценю то, что он не сдал меня, и очень за это благодарна. Но можно было вообще не заводить тему ресторана, а то шуганул, точно в ранке поковырялся.

Отлегло. Ощущаю себя живой и здоровой, но язык покалывает, словно ежика облизала. Вот это я стреманулась.

—  Ваша Антонина, Валерий Кхекхекович, — картинно закашливаюсь, забыв его отчество и расплываясь в неискренней, но слепящей улыбке.

— Германович, — напоминает он, явно разгадав мой тонкий манёвр.

— Валерий Германович, ваша Тонечка чудесная, милая, интересная женщина, и мне так жаль, что она облилась.

— Перебарщиваете, нянечка. Вам совсем её не жаль.

Темноглазый брюнет недоверчиво хмурит брови. В его тоне снова слышатся нотки безжалостного мучителя, и я понимаю: не рассказать моему боссу  обо мне — это было прям временное помутнение.

— Мария, — подсказываю своё имя, пытаясь хоть как-то наладить между нами контакт, но чёрные глаза темнеют сильнее, — моё имя Мария, а то что мы как не родные, в самом деле.

Кивнув, Валерий Железный человек Кхекавич, отворачивается. Сейчас я вижу его в профиль.

— Ваша няня забавная, — ухмыльнувшись, он качает головой и делает глоток чая из изысканного хозяйского фарфора.

Он обращается к Петру, как будто меня здесь нет. И похоже, не планирует запоминать моё имя. Наверное, будь он хоть капельку менее красивым, я бы так остро не реагировала. Но меня прям выкручивает от несправедливости. Перед глазами натягивается тонкая красная плёночка. Внутри закипает небольшой чайничек кипятка, и грудь просто распирает от желания наговорить ему всякого за то… За то, что этот помещик с носками от знаменитого американского бренда, говорит обо мне, как о какой-то домашней зверушке.