— Ничего, втянешься, — убежденно отозвался он, — работенка, конечно, не из приятных, но зато думать не надо. Делай, что от тебя требуется, и все.

— Наверное, — рассеяно отозвалась и отвернулась от него, чтобы не рассмотрел ничего лишнего в глазах.

— Хотя я твое расстройство понимаю.

Это вряд ли…

— Я так рад, что эта каторга наконец закончилась, — облегченно выдал он, а мне очень хотелось сказать, что ничего радостно в этом нет.

Опять смолчала. Зачем его обременять своими глупостями? Он взрослый мужчина, воин, и вовсе не обязан сидеть рядом со мной и следить за тем, чтобы я не скучала. Он и так сделал для меня слишком много.

Ничего. Сама справлюсь. Буду работать и делать все, что в моих силах, чтобы никто не сказал, что я — бесполезный для лагеря человек.

Весь вечер мы с ним проболтали. Хельм рассказывал, чем живет Дестина, о людях, о службе, о прорывах, о том, какие сплетни в ходу. Я слушала его и боялась упустить хотя бы слово. Мне было интересно. Настолько, что я засыпала его бесконечными вопросами, не давая даже дух перевести. Джин не сердился и с легкой улыбкой рассказывал все, что я хотела знать, искренне забавляясь моей реакцией.

Сидя с ним в маленькой, просто обставленной комнате, я внезапно осознала, что это самый хороший вечер в моей жизни. И, как все хорошее, он закончился.

Хельм заметил, как я сдавленно зеваю в кулак, и сказал:

— Давай-ка спать. Завтра снова ранний подъем.

Хотелось говорить еще и еще, всю ночь напролет, но глаза предательски смыкались, и я заснула, стоило только коснуться головой подушки.

Мне снился лагерь. Люди, дракон, маленькие серые дома и неприглядное небо. Снились те самые столбы, что возвышались над долиной. Черные твари тоже тянули ко мне свои призрачные щупальца. Они преследовали меня, но неизменно джинн приходил и спасал. Он вообще занимал центральное место в моих снах. Куда ни повернись, везде Хельм. То улыбается, то бьет посуду, то смеется, как мальчишка, то просто смотрит. И взгляд это пробивал до дрожи. То мимолетный, острый, словно лезвие клинка, то долгий и тягучий, такой, что хотелось раствориться. В такие моменты сердце начинало колотиться, как бешеное, и я просыпалась. Лежала в своей узкой кровати и чуть ли не задыхалась от волнения.

В отличие от меня, джинн безмятежно спал, иногда опять что-то говорил во сне, неразборчиво, перескакивая с одного на другое. Ладно хоть не храпел. И на том спасибо.

Утром мы проснулись одновременно. Джинн только одобряюще кивнул, наблюдая за тем, как я резво поднимаюсь, заправляю кровать и собираюсь на работу. Ему явно нравилось, что я барышня не избалованная, не капризная и не ленивая.

А мне нравилось, что это нравилось ему…

Он проводил меня до кухни, а потом бодрым шагом, чуть ли не бегом, отправился в главный штаб. Дорвался, вышел на свободу. Я проводила его насмешливым, немного грустным взглядом и зашла внутрь.

Мистер Розвел принял меня как родную — тут же придумал уйму дел. Я даже испугалась, что погибну бесславной смертью на благо кухни, но все оказалось не так уж и страшно. Вернулись помощники — две женщины лет сорока, которым он дал выходные на то время, что Хельм отбывал наказание.

Втроем стало веселее. Сначала они настороженно отнеслись к моему появлению, а потом мы разговорились. Альма и Яра оказались не только болтливыми, но и любопытными. Естественно, новый человек не мог не вызвать интереса, особенно учитывая обстоятельства, при которых я появилась в лагере, поэтому они завалили меня вопросами о том, как я стала невольницей, что от меня хочет Хельм, как я жила до Дестины. Пришлось все рассказать с подробностями и деталями.