Я повернулась к Матвею и ближе к нему придвинулась. Все-таки муж, а не посторонний человек, как Слава. Да и сказать единорожку кое-что нужно. Только в отличие от меня, Матвей был спокоен, собран и уверен в себе. А когда я прижалась к нему, медленно повернул голову вполоборота и приподнял удивленно бровь.

— Мне нужно с тобой поговорить, наедине, — прошептала одними губами.

Мне было неловко говорить при всех, сразу бы вызвала пересуды, возмущение со стороны нежданных гостей.

— Что? — переспросил Матвей, делая вид, что не услышал, о чем я говорила.

Неужели он хотел, чтобы я сказала это вслух? Или проверял, насколько изобретательной я могла быть? Или подозревал своих близких и таким способом проверял их реакцию? Боже, я готова была уже миллион догадок построить и еще триллион диалогов провести внутри себя, лишь бы не повторять, что только что сказала. А на самом деле, вот почему он не смог нагнуться ко мне поближе? Что это за игры? Я и так до неприличия близко к нему.

Я посмотрела на Славу, и он внимательно наблюдал за мной, подергивая ногой, поглаживая мое голое колено. Неужели Матвей бы позволил такое отношение к своей настоящей жене? Я же вроде как для них самая настоящая.

Слава усмехнулся и засунул руки в карманы брюк, поправляя их.

— Цирк какой-то, честное слово, единорож, — шумно выдохнула и все же сделала рокировку.

Прыгнула на колени к Матвею и спрятала голову за ним. У него на коленях было спокойнее, чем сидеть между двумя парнями…

Боже, кого я обманывала? Между двумя сильными, красивыми мужчинами было адски сложно спокойно сидеть. А тут один и уже такой родной единорожек.

Матвей был если не шокирован, то удивлен. Он медленно, будто смакуя, провел по моим голым ногам, и мне оставалось только предполагать, делал ли он это все назло Славе. Но для чего? Показывает, чья я? Тогда зачем он спрашивал о играх за мою душу?

Мурашки побежали по коже. Едва уловимые касания его пальцев, словно перышко по коже, но кровь от этого бежит сильнее, в грудной клетке становится горячее, и щеки начали пылать. Неужели это от замкнутого пространства или… аромата его одеколона, крепких плеч, запретной атмосферы, которая так накаляет чувства?

Слава ничего не говорил, я хотела посмотреть на него, но Матвей неприлично близко подобрался к краю платья и слегка повел рукой выше, оголяя мою ногу еще больше. Это было неприлично и неправильно. Не в нашем положении. Я и так слишком сильно увлечена им. До неприличия скоро все происходило.

Я сжала его горячие пальцы.

— Если ты не прекратишь, я сделаю яичницу, — прошептала на ухо так, чтобы никто не услышал.

Но Матвей ничего не стеснялся, повернулся лицо ко мне, загоняя меня в ловушку. Позади только кресло, с другой стороны окно — мне голову не убрать. Губы прямо напротив моих. Опять так близко, так горячо, что болит в грудной клетке от нехватки кислорода. Я, как заворожённая, смотрела на ярко— алые губы Матвея. Вблизи они казались такими пухлыми, будто он в салон для увеличения обращался.

— На завтрак? — как через толщу воды прозвучал хрипловатый голос моего мужа.

Какой завтрак? Он, вообще, о чем? Ребята хотели остаться с нами до завтрака. А когда мы будем разговаривать с ним?

— А? — переспрашиваю и перевожу взгляд на его глаза.

Пытаюсь понять, что он имел в виду, но карий взор меня отвлекает снова. Он смотрит будто в глубину души, пытается что— то там найти, но то, чего он ожидал, там нет. Я не виновата в том, в чем он подозревал меня.

— Мы скоро приедем, Матвей, Слав, давайте роллы закажем, — сказала Мира.