– Арвин, что с вами?! – крикнула, пытаясь выглянуть из-за арки.

– Разве я разрешал называть меня по имени? – донеслось сбоку. Голос был спокойный, но в нём чувствовалось напряжение.

– Вы ранены? – спросила, прислушиваясь к его шагам.

– Ерунда, – ответил он, наконец, появляясь передо мной и с лёгкостью проходя через невидимую преграду.

Но я ему не поверила и принялась осматривать его с головы до ног, зашла за спину и ахнула.

– И это вы называете ерундой?

Сюртук на его левой лопатке был изорван и пропитан кровью.

– Господин Макрой, – процедила я, ощущая, как в душе зреет буря. – Немедленно, – пригрозила ему пальцем, – сейчас же идёмте обрабатывать рану. И вообще, – я ткнула в прозрачную преграду, – что это за ерунда? Почему я не смога пройти?

– А вам хотелось бы? – удивился он. – Поверьте, Эрна, трёххвостый молох не самое страшное чудовище в этом лесу.

Ну, с чудовищами я, конечно, встречаться не торопилась, но всё же…

– Вас ведь могли ранить серьёзнее, а я даже помочь не в состоянии, – продолжала настаивать, при этом беря его под руку и уже направляя к замку.

Какое-то время он наблюдал за мной с нескрываемым изумлением, но в итоге вернулся к своему привычному настрою.

– То есть вы готовы отбивать меня у молоха? – поинтересовался он, ухмыляясь.

– Ну… отбивать это громко сказано… – протянула я виновато. – Но всё равно. Не думаете же вы, что я оставила бы вас истекать кровью?

Арвин лишь хмыкнул в ответ. Уже в замке, минуя холл, мы дошли до лечебной комнаты, и я, как ураган, бросилась раскрывать ящички в поисках знакомых приспособлений, но нашла только повязку, напоминающую бинт.

– Зелёный пузырёк на полке справа, – подсказал мне Арвин, усаживаясь на табурет. – Эссенция мирсенны отлично обеззараживает.

Приоткрыв крышку, я втянула воздух носом. Аромат оказался настолько горьким, что к глазам подступили слёзы.

– Насчёт обеззараживания не знаю, но в чувства она приводит отлично, – прокомментировала, ставя эссенцию на стол и отрезая небольшую полоску бинта. – Сюртук придётся снять, – бросила Арвину через плечо.

– Как скажете, Эрна, – согласился он.

Наступила тишина, которую нарушил только стук пузырька с эссенцией мирсенны, когда я вернула его на стол, предварительно смочив бинт, и резкое дыхание Арвина. Он втянул воздух так, будто получил ещё один удар.

Я невольно оглянулась. Сюртук, уже расстёгнутый, застрял на его раненом плече, и Арвин, морщась, пытался опустить его ниже.

– Давайте помогу, – предложила, не в силах наблюдать за его муками. – Ну, во-от, – сюртук был уложен на стол, и подошла очередь рубашки. – С ней тоже помочь? – спросила, ощущая неловкость.

Арвин, задумавшись на минуту, кивнул, и я принялась расстёгивать пуговицы на некогда белоснежной рубашке. Одна, вторая, третья. Дойдя до последней, я осторожно начала стягивать ткань, стараясь не задевать рану. Но на мгновение моё внимание переключилось на нечто, что я совершенно не ожидала увидеть. Я дёрнула рубашку чуть сильнее нужного.

– Ай-й, Эрна, аккуратней! – пожаловался Арвин.

– Простите, – я окончательно избавилась от изорванной и испачканной кровью ткани и принялась рассматривать то, что под ней скрывалось – подтянутое, жилистое тело, расчерченное целой сетью витиеватых татуировок, изображающих печати и символы. Они покрывали руки от запястий и уходили на плечи и спину. Отдельные, явно имеющие собственный смысл, они красиво вплетались в общий рисунок и перекликались друг с другом. И только две из них разительно отличались.

Одна – на правом плече, выглядела угловатой, как будто рисунок, высеченный на камне. А другая – на левом, все линии тонкие и плавные, символы аккуратные и, я бы даже сказала, женственные.