— Вы ревнуете, Ева? — играется Ильин, чувствуя мою стеснительность.

— Нет конечно! Мне нет никакого дела до того, с кем и где вы проводите время, просто договор есть договор, и я очень не люблю, когда нарушаются правила.

Застенчиво отворачиваюсь, замечая, как красиво блестят золотые волоски на его груди.

— Не фантазируйте, мама Ева. — Потянувшись, сползает с кровати, демонстрируя всю свою красоту и мощь.

Я отворачиваюсь, потому что мне неловко. Стесняюсь, краснею. И вообще... Эта работа должна была оказаться лёгкой, и меня не должно было так беспокоить присутствие босса в одной со мной комнате.

— Как прошёл вечер? Вы не успели всё испортить окончательно?

Ничего не отвечаю, потому что в бешенстве. Он развлекался, а я была как на иголках. Лев исчезает в ванной, а затем возвращается.

— Если хотите, можем вместе принять душ! — Выглядывает он из-за двери, а я хватаю подушку и швыряю с размаху в его голову.

Ильин заливается искренним смехом, а я злюсь ещё сильнее. То наряжает как послушницу, то вычитывает, а теперь флиртует. Совсем меня запутал, лев окаянный!

***

Плюнув на все рекомендации Льва, к завтраку я выхожу в своем собственном наряде, а не в купленных боссом скромных вещах послушницы. Раз уж он не соблюдает наши договорённости, заваливаясь на мою территорию, то и я не планирую изображать матушку-затворницу. От неё недолго и до почетного звания бабки-ключницы скатиться.

Выбираю не самое откровенное, умеренно скромное, чуть выше колена, беленькое с фонариками платье, но оно, по крайней мере, подчеркивает все мои достоинства. Я выгляжу в нём уверенной в себе девушкой,а не фикусом в углу комнаты. Волосы распускаю, запястья покрываю духами и вместо тапок надеваю аккуратные босоножки на небольшой платформе. А чё, Оксане можно в своих чоботах по дому ходить? А мне надо обязательно в шлёпанцах с помпонами? Все равно я ей не нравлюсь. Какая разница, что на мне надето?

— Хорошо, что сегодня суббота, мамочка, — игриво, с улыбкой шепчет Лев, сталкиваясь со мной у кофемашины в столовой.

Бодрящий напиток нам могла бы сделать домработница, но я ещё не до конца проснулась и не совсем привыкла к статусу хозяйки дома, а Лев заявил, что лучше него самого ему чёрный американо никто не делает. А мне он, так уж и быть, сварганит капучино. Вот мы и мнёмся возле навороченного аппарата. Я зеваю, а он привычно скалится и поглядывает.

Улыбнувшись, осматривает меня с ног до головы горячим, голодным взглядом. От этого я тут же непроизвольно смущаюсь. Честно говоря, это ужасно, когда физически тянет к человеку, который не нравится внутренне. Душа не лежит, а организм мурашками покрывается, стоит царю зверей только глянуть на меня вот так вот откровенно и искоса. Распутство какое-то.

— Почему хорошо, что суббота?

— Мама, которая спит до десяти утра и даже не вспоминает, что дочери надо очень-очень рано подниматься в школу, — подмигивает, — ну это такое себе, — игриво кривится. — Это дно, Евочка, а не мама. Понимаете? Это даже у незрячей бабушки не прокатило бы, не то что у дотошной и внимательной Окси.

— Надо было не гульку мне вязать на башке, а тезисно составить план поведения, продумать ответы на основные вопросы, выдать список обязанностей. Я вообще не понимаю, как ваша фирма до сих пор не развалилась с таким умением вести дело?

— Вы правы, Евочка, едва держусь на плаву.

— Так может, стоит меньше тратить на одеколон? Глядишь, и экономия, и мозг незатуманен, — намекаю я на облако мужского запаха вокруг себя.

Уточнять, чей мозг страдает, кажется, совсем не требуется, потому что Лев смеётся и снова моргает, кивая и поблескивая своими красивыми глазищами. Психую. Ужасно раздражает эта рациональная агрессия, перемешивающаяся с совершенно нелогичным влечением к нему. Да что же такое-то? Ещё и фантазии с его участием в голову лезут, непрошеные.