Бабуле эта история очень понравилась. Оксана смотрела с подозрением, а Настя с удовольствием трещала про уроки и о том, что её любимый предмет в школе — физкультура. И что танцы она тоже посещает. Но там они танцуют по одному и не надо трогать противных мальчиков. Вообще, между мной и шапокляк возникло хлипкое перемирие, которое мы нехотя поддерживали. Ну, по крайней мере, она больше не шипела на Настю. И это её спасало от моих едких комментариев.
Когда испытание «вечер без папочки» подходит к концу, окончательно влившись в роль случайной матери, я с умным видом тащу Настю наверх. Где, перепутав все тюбики и флакончики, мою ей голову пеной для ванны. Из-за моей неопытности мыльная жидкость попадает ей в глаза. Малая пищит и сопротивляется, называя меня деспотом. Потом я долго гоняюсь за львёнком по дому, пытаясь высушить ей голову феном и почистить палочкой уши. Устав как собака и поклявшись никогда не заводить своих собственных детей, еле уговариваю Настю вернуться в детскую комнату. Там, путём шантажа и уговоров, мне всё же удаётся завязать ей на голове что-то вроде хвостика. Я честно пытаюсь смотреть ролики на ютьюб, чтобы научиться заплетать хоть какое-то подобие косички, но выходит такое убожество, что легче Настю подстричь, чем позволить кому-то увидеть вот это.
Ближе к двенадцати, прочитав ей дюжину сказок про Кощея и Бабу Ягу и морально выдохшись, бреду в свою комнату. Кое-как приняв душ, падаю на кровать в нашей со Львом спальне. Даже волосы не могу высушить, настолько внутренне истощена. Ёлки-палки, и как женщины рожают и воспитывают двоих, троих и дальше по списку? А ещё улыбаются и говорят, что дети это счастье... У нас тут первый день эксперимента, и львёнок в количестве всего одной штуки, а у Евы уже зарядка на нуле.
Закрыв глаза, проваливаюсь в глубокий сон и просыпаюсь, только когда за окном становится совсем светло. Испытываю шок и окончательно пробуждаюсь, осознав, что в постели не одна и на меня кто-то дышит.
Ресницами мы хлопаем одновременно. И от ужаса понимания, что спим нос к носу, мы со Львом синхронно подскакиваем в кровати. Вернее, я подпрыгиваю, а Лев лениво приподнимается.
— Что вы здесь делаете?
— Это моя спальня. — Грациозно откидывается на подушки, сверкая обнажённым торсом и разглядывая мой микроскопический костюмчик для сна.
— Мы, кажется, договаривались, что вы будете спать на веранде, а я в кровати.
Лев игриво улыбается. А у меня кожа горит. Щёки пылают, сердце бьётся как сумасшедшее. Надеюсь, он не догадается, как резво реагирует на него мой дурной организм.
— Я честно прилёг на диванчике на веранде, — начинает ласковым голосом, — но, во-первых, там, несмотря на утепление, всё равно холодно, а во-вторых, этот предмет мебели слишком маленький для моего крупного, физически развитого тела. Евочка, я скрючился в три погибли и едва разогнулся обратно.
— А пол? — злюсь, топая ножкой. — Вы планировали спать на полу! Ну уж точно мы не договаривались, что вы уляжетесь в одной со мной постели!
— Евангелина, ну будьте милосердны, там твёрдо и дует с веранды, — ухмыляется Лев, — а ещё одиноко и грустно.
— А спать практически нос к носу с едва знакомой девушкой, значит, весело?
— Вы мать моей дочери, Евочка, к тому же не храпите и приятно пахнете, — ухмыляется Ильин, откровенно издеваясь над моей возмущенной физиономией.
— А разве вы, Лев Валерьянович, не вернулись с так называемого веселья? Вы должны были насытиться и женским обществом, и общением, и запахом духов. Взять с чердака какой-нибудь матрас и лечь подальше от раздражающей случайной матери.