— Евочка, милая. Я бы не был успешным и богатым, если бы не был чуточку гадом. Я предлагал вам работу по-хорошему: с договором, с кучей денег, с проживанием и совсем не сложными обязанностями, а вы недальновидно сопротивляетесь. Пришло время других методов.
— Вы гнусный тип.
— Просто люблю добиваться своей цели.
Денег у меня почти нет, работы тоже. И даже намёка на новое место нет. Мне нигде не обещали перезвонить. Живу я с подружкой, в жуткой халупе, платить за которую надо уже в конце этого месяца. А у этого льстивого подлеца огромный дом и качели. А ещё будут кормить… и да, ребёнок уже не грудной. Ходит в школу. А брату я никогда не прощу то, что он угробил отца и мать. У нас всё было хорошо. Ну изменял он матери. И что? Так все изменяют. Отца не оправдываю, но я-то знаю, что все мужчины, в принципе, козлы и верность, любовь — это не про них. Они неспособны всецело отдать себя одной женщине. Я встречала измены и наплевательское отношение и среди мажоров, и в кругу так называемых простых парней. По итогу они все одинаковые. А стоящий передо мной мужчина ещё и хитрый как чёрт. Но я не хочу, чтобы Дима знал, что, рассорившись с ним, я оказалась на дне.
И, глубоко задумавшись, я не замечаю, как ловко Лев меня обходит, как аккуратно и бесшумно открывает для меня пассажирскую дверь. Как заставляет наклонить голову и сесть на сиденье рядом с водителем.
3. Глава 3
— Вы мне одно скажите, Лев Валерьянович, почему мать, а не няня?
Он поворачивается ко мне и привычно растягивает рот в усмешке, при этом умело ведёт автомобиль одной рукой. Работу я уже потеряла, достоинство, согласившись на чёрт знает что, — тоже. Можно задавать любые вопросы. Он ловко крутит руль, пальцы у него сильные и по-мужски крепкие. На запястье горят дорогие часы с толстым кожаным ремнём.
В машине чисто, приятно пахнет, звучит негромкая музыка. Салон дорогой и ухоженный. Это что-то из прошлой жизни, когда я ещё была по ту сторону черты бедности.
— Я обязательно введу вас в курс дела, Евочка. Но только на месте. Когда мы приедем.
— Опять секреты и тайны.
Лев снова улыбается. Его ухмылка обезоруживает. Невозможно орать на человека, который всё время сияет как медный таз. Да и выбора у меня нет. Работа мне нужна, а у него она высокооплачиваемая. Злюсь, конечно, но веду себя поспокойнее.
— Я вам вот что скажу. — Облокачиваюсь на дверцу, поворачиваясь к нему вполоборота. — Ваши эти улыбочки очень подозрительные. У человека масса разных эмоций, но вы почему-то всё время только улыбаетесь. Полагаю, что это ещё страшнее, чем злость. Вот знавала я одного такого парня, он всё время лыбу давил, а потом достал из-за пазухи сковороду и ага… свою подругу по башке. Тяжёлые были последствия. И это было ещё в той жизни, когда цвет помады для меня являлся главной проблемой дня.
— Сковороды с собой у меня нет. Но есть пластырь.
Лев скалится сильнее, а мои брови подпрыгивают. Он желает заклеить мне рот? Чтобы я замолчала? Какая прелесть.
— У вас сильные руки, и вы вполне можете ими воспользоваться, звук пропадет мгновенно, — улыбаюсь и ёрничаю в ответ, — я по «Евроньюс» смотрела.
— Я кладу женщинам руки на шею, Евочка, только нежно и совершенно в других обстоятельствах, — игриво заливается Лев, — обычно они от этого балдеют.
И подмигивает.
А у меня в горле слова застревают, я отворачиваюсь к окну, суечусь и краснею, бестолково поправляя одежду. Три моих парня были совершенно обычными, они не делали ничего из ряда вон, и всё, к чему они привыкли, было, скажем так, где-то на троечку. Да, неплохо, но не так, чтобы прям вау. Почему-то мне кажется, что у Льва по этому делу твёрдая пятёрка.