– Я помню, ты когда-то говорил, что не представляешь, чем будешь заниматься, если вдруг придется завершить карьеру. Но, кажется, все не так страшно, как казалось? – спрашиваю, вновь возвращая на него взгляд. Его пальцы крепче перехватывают руль. Он отвечает с заминкой:

– Есть такое.

– Прости, если задела тему, на которую тебе неприятно разговаривать, просто… просто я нервничаю. И не знаю, чего от тебя ожидать, – признаюсь честно, чувствуя, как по телу проходит очередная волна нервной дрожи.

Повисает недолгое молчание. В салоне слишком тихо, слышно, как урчит мотор. Пахнет цитрусами и мужчиной. На заднем сиденье несколько забытых Кирой игрушек. Динозавр и плюшевый медведь.

– Я не собираюсь бросаться в суд, чтобы добиться единоличной опеки над дочкой, Вика, – вздрагиваю от голоса Руслана. Он говорит спокойно, тихо, но вибрации в голосе выдают его. Он зол на меня, но сдерживается. –  Ты хорошая мать. Об этом говорит воспитание Алисы и то, какой умницей она выросла. Достаточно пяти минут, проведенных с ней, чтобы понять это. Но я не собираюсь оставаться в стороне. Ты не должна тянуть все сама. У тебя есть муж, знаю, но у меня намного больше возможностей, и я не хочу, чтобы при живом и богатом отце она ходила в куртке с латкой на рукаве.

До меня не сразу доходит смысл его последних слов. А когда доходит, я вспыхиваю, румянец заливает лицо, даже уши горят от его комментария. Мне стыдно, а еще досадно: он ведь подумал, что мы бедствуем.

– Это ее старая курточка, – решаю пояснить я. Больше похоже на оправдание. –  Она во дворе в ней играет. Новая в лицее осталась после пожара, мы еще не успели забрать вещи. Мама завтра должна сходить.

– Ты не подумай, Вика, что я в чем-то тебя обвиняю. Или упрекаю. Но у Киры вон шкаф завален вещами, и курток там явно больше, чем две. Потому что я работаю ради своих детей. Чтобы, если вещь порвалась, можно было со спокойной душой выбросить ее, а не латать. Потому что проблемы новой купить нет.

– Это отлично, что ты можешь позволить баловать дочь, но большинство людей в мире живут совершенно иначе, – срывающимся голосом говорю я.

Руслан ведь не понимает, сколько сил я потратила, чтобы могла для дочери позволить то, что у нее есть сейчас. Чтобы она не жила, как я когда-то. Чтобы не знала, как это – одежду с чужого плеча носить  и обувь зимнюю к сапожнику по несколько раз за сезон относить  подлатать.

–  И это не зазорно – не иметь десять курток или двадцать пар обуви, Руслан. Она все равно вырастет к следующей зиме, и все вещи придется раздать.  

– Я не хотел задеть тебя. Я уже сказал: ты отличная мать, и я уверен, что стараешься дать Алисе все лучшее, просто я могу дать это быстрее и в несколько раз больше. И тебе не придется тянуть это все на себе, – качает он головой.

– Я… – открываю рот, смотря на Руслана. – Я буду благодарна, если ты возьмешь на себя затраты на ее обучение.

Руслан даже не представляет, что мне в этот момент приходится через себя переступать.

– Лицей и дополнительные кружки съедают половину нашего месячного бюджета. С остальным мы пока сами справимся, а если что понадобится, я обязательно скажу. Конечно, ты можешь дарить ей подарки, она рада будет. Она та еще девочка. Только прошу: не скупай весь детский отдел. Алиса любит книги, настольные игры и плюшевых зверушек. А еще сладкое. Но сначала ей нужно сообщить новость о том, что ты ее отец. И я не представляю как.

– Я сам пока не знаю. Боюсь ее реакции. Но после я хотел бы ее забирать на выходные к себе. И просто после уроков, когда от работы свободен. Мы с Кирой в парк ходим часто, на аттракционы. Уверен, Алисе тоже понравится.