– Нельзя мне, – ухмыльнулся Паша. – Я в секцию цветоводов записаться хочу.

– Да хоть в секцию петухов! – гоготнул «козел».

Он неосторожно повернулся к Паше спиной, направился к умывальнику. И не заметил цветочный горшок, летящий ему в голову.

Горшок разбился, голова уцелела, но верзила рухнул на пол без сознания.

– Ну вот и записался! – отряхивая руки, ухмыльнулся Паша.

Откуда-то вдруг появился Прохарь и знакомый «козел» с ним. Поняли, что смута в отряде, примчались на разбор, а перед ними Паша. И дневальный на полу без признаков жизни. Но бить его не рискнули.

Пашу снова отправили в штрафной изолятор, в душную вонючую камеру, но никто даже пальцем к нему не прикоснулся. В драке он, может, и не силен, но убить может. Во всяком случае, Прохарь в том не сомневался.

Поезд тормозил долго, плавно, вагон еще не остановился, а толпа уже в очереди на выход. Паша не торопился. Казанский вокзал ждал его, но все равно спешить некуда.

Покушение на убийство спустили на тормозах, «хозяин» не захотел выносить сор из избы. Что это за колония такая, где заключенного могут пырнуть заточкой? Не было ничего такого. А вот хулиганы в заключении – обычное дело, за цветочный горшок Пашу протащили через двести шестую статью и добавили целых два года. Зато по достижении совершеннолетия на взрослую зону не отправили. Повязочники вышли из-под контроля, в лагере сменилось начальство, новый «хозяин» круто взялся за «козлов», решил слегка разбавить красный цвет черным. А Паша со своего пути так и не свернул, четко держал черную масть, не работал, только учился, в том числе повышал свою воровскую квалификацию. Усиленно повышал, учителей хватало. Фактически последние полтора года в заключении он смотрел за колонией, за общаком, перед большими людьми отчитывался. И все без косяков. И так все хорошо складывалось, что даже на волю не очень-то и хотелось.

За пять лет Паша сильно вырос из своих старых вещей, но с прикидом проблем не возникло. Новички считали за счастье помочь ему с выходом. Джинсы путевые подогнали, ветровка на нем почти новая, саквояж кожаный, небольшой такой, аккуратный, с ремешками. И деньги у него есть, немного, но на первое время хватит. И все они в надежном кармане, никакой щипач не вырежет. Но так по-другому нельзя, в дороге деньги нужно держать поближе к сердцу. И кто этого не понимает, тот лох.

Лохов наказывают. Паша подумал об этом, спускаясь с подножки поезда. Спокойно думал, без суеты, и вел себя вполне естественно. Мужчина в сером в клеточку пиджаке даже не обратил на него внимания. И не почувствовал, как пальцы парня выудили из бокового кармана сложенную стопку денег.

Вроде бы и правильно мужик поступил, деньги держал не в бумажнике, который виден издалека. Карман с клапаном, обычный взгляд и не увидит, что там под ним. Но у Паши глаз наметан и чуйка развита. И клапан преградой для него не стал. Деньги уже в рукаве, жертва еще ничего не поняла. А когда поймет, Паша будет идти неподалеку от него. Прибывшие пассажиры держали курс на здание вокзала, и Паша не мог идти в обратную от них сторону, это покажется подозрительным. Страна, может, и разваливается, но менты не дремлют, и под прикрытием работают, и патрулируют, смотрят, все замечают. Любая неуверенность в поведении бросается в глаза, любая неестественность.

Паша испытывал искреннюю радость по поводу встречи с Казанским вокзалом. Он давно здесь не был, пять лет ему снились эти толпы, снующие по перронам, по Комсомольской площади. Сколько раз он во сне спускался в метро, чаще всего не с пустыми руками. Теперь это все наяву. До метро он еще не добрался, но добыча уже в рукаве. И нужно забыть о ней, заглушить в себе любопытство, пока не настанет время посмотреть, сколько он подломил.