– Брат, ничего не говори! – Паша осадил его уверенным движением руки. – Глаза твои все говорят! Но я не сука!

– А кто ты? – слегка опешил рыхлый.

Глаза под ключицами не просто должны смотреть, а выискивать сук, для этого их и накалывают. И судя по реакции, Паша не ошибся. Прописка еще только началась, а он уже на первый вопрос ответил.

– Пацан я по жизни.

– Рисковый?

– Рисковый.

– С верхней шконки вниз головой прыгнешь!

– С третьего яруса, – кивнул Паша. – Со второго не предлагать. Со второго для лохов.

Третьего яруса в камере нет и взяться неоткуда, так что бояться нечего.

– А ты только с третьего?

К рыхлому подходил смотрящий, тот заметил его, сдал в сторону.

– И только сейчас. Смертельный номер! Через минуту билеты будут проданы. Кто не купил, тот опоздал!

Паша много, очень много слышал о тюремной прописке, знал, как отвечать на многие вопросы. Но знал он еще и то, что нужно отвечать с юмором, с иронией, а главное, с чувством уверенности в себе.

– Как зовут? – добродушно, хотя и с хитрецой спросил смотрящий.

– Паша.

– И все?

– Сава меня так зовет, Саша. С Плёшки я, там щипаем.

– Сава? С Плёшки? – нахмурился пацан.

Знал он, о ком и о чем речь, заява серьезная, с кондачка ее не рассмотришь. Коней нужно гнать или ждать, когда Сава сам зашлет постановочную маляву.

– А пустой почему?

Не мог Паша заехать в хату без хабара, если за ним серьезные люди. Воры своих людей без грева не оставляют, а если да, значит, человек ни о чем. Или на общак не отстегивал. А значит, и не свой.

– В одиночку работаю, без подхвата. Мотылька из ридика дернул, а тут мусора. Вчера приняли, дороги не было, пацаны не знают, сегодня уже на этап. Сразу к вам, даже сборки не было.

– А без подхвата почему?

– В толпе работаю, шум, толкотня, вдвоем тесно, а особняком нормально.

– Туляка знаешь? – спросил вдруг рыхлый.

– Вадика? Из Сокольников?

Рыхлый глянул на смотрящего, кивнул. Свой человек Паша, в теме, и уже неважно, по первому ходу он заехал или по второму.

От прописки Пашу избавили, гонять по камере не стали, даже шконку поближе к блатному углу освободили. Но за стол не позвали. А вдруг Паша сука на самом деле, может, кентов своих на допросе сдал? Или он просто складно врал, хотя на самом деле никаких кошельков из дамских сумочек не таскал. А может, его за лохматый сейф приняли? А если он еще и пидор, так это позор для всех сидельцев в камере. Проверять нужно, а это время, впрочем, Паша все понимал. И не обижался. Да и с какого? Шконку ему нормальную дали, по минному полю как простачков ходить не заставляли, вилкой в глаз не предлагали. А завтра все прояснится. У Савы связи в ментовке, узнает он, что Пашу приняли. Рано или поздно узнает. А если поздно?

Волнения оказались напрасными, на следующий день пришла малява от смотрящего за тюрьмой. Сава сказал слово за Пашу, теперь все зависело от него самого, как он себя поставит, по какому пути пойдет. Может, воровской ход уже не для него?

В тот же день Паша получил сразу три дачки, от пацанов, от Дорофея и от Зои. Третья дачка его просто убила, в хорошем, разумеется, смысле. Может, Зоя и проститутка и спала с ним за деньги, но только она догадалась прислать ему хлопчатобумажный спортивный костюм, трусы, майки, носки, тапочки. И мыльно-рыльные принадлежности. Но и Дорофей не подвел, чаю грузинского несколько пачек подогнал, апельсинов, заряженных водкой. Как-то умудрился это через «таможню» прогнать. Не зря, оказывается, Паша ему отстегивал. Тиха тоже не слабо подогрел: чай, сахар, сало, сырокопченка, карамелек целый пакет, грохотульки куда лучше варенья в целлофане. И чашку из крепкого фарфора в посылку вложил, чтобы Паша чай с шиком пил.