Я даже не знала, что в жизни Богдана произошла такая трагедия… У меня никогда не было родителей, и я не представляю, каково это, когда они есть. Но вполне могу представить, как тяжело потерять их в один момент. Ему было всего шестнадцать… Хорошо, что у Богдана хотя бы брат есть, иначе не представляю, как бы он справился.

Обернувшись, нахожу взглядом спину Зацепина, обтянутую гладкой белой рубашкой. Надо признать, ему идет, и он сам вроде не чувствует себя скованно в такой одежде… Подлецу все к лицу…

— Мы отойдем ненадолго, ладно, Кристина? – рука Кирилла ложится мне на поясницу, а сам он наклоняется ко мне. От неожиданности вздрогнув, я киваю, выдавив улыбку. – Не скучай, – добавляет мужчина и отходит, проведя рукой вверх по моей спине.

Его вид настолько непроницаемый, что я не могу заподозрить в этом какой-то интимности. Более того, Кирилл тут же забывает обо мне, начиная разговор с Соколовым. Я просто отвыкла, что меня вообще кто-то касается, вот и реагирую неадекватно, придумываю что-то…

Не найдя взглядом Зацепина и Соколову, я облегченно занимаю их место у столиков с едой. Съев несколько бутербродов с рыбой, успокаиваюсь. Эта встреча выбила меня из колеи. Я снова думаю о страшной самолетной аварии.

Может, Богдан по этому такой жесткий по жизни? Когда вот так бьет по самому дорогому, поневоле закрываешься, прячешься, не хочешь показывать слабость… Но это все равно не повод унижать других, как ни крути.

Обнаружив выход на крытую веранду, я проскальзываю мимо курящих у двери мужчин. Прячусь за высокой пальмой, вместо света здесь несколько декоративных ламп со свечами, расставленных по периметру, так что если стоять тихо, никто меня не заметит.

Прижавшись лбом к холодному стеклу, смотрю на вечерний город. Снег все еще сыплет, уже спрятав машины на парковке. Красиво невозможно, такую зиму я люблю, хотя в феврале уже так устаешь, что хочется тепла, невзирая ни на какую красоту.

Голоса стихают, я прикрываю глаза. Все-таки жизнь – это очень странно. Непонятно, зачем вообще все это? Прожил жизнь, умер, и нет тебя больше. Все, конец. Выходит, жизнь ценна именно тем, что в ней происходит? И тем, какой ты делаешь ее?

— Ты в транс впала, Лазарева? – насмешливый голос вырывает меня из мыслей.

Обернувшись, вижу подходящего Зацепина. Он встает рядом, прислонившись спиной к стеклу и закуривая. Дым сразу же заползает в ноздри. Богдан разворачивает сигарету, как бы предлагая мне закурить. Я сжимаю губы. Из всех зараз, которые в детском доме нападали на нас с большим энтузиазмом, меня не обошла только эта.

Наркотики я отмела сразу – слишком серьезные последствия для организма и психики. Алкоголь – развлечение на пару часов, после которого надо мучиться похмельем. Тоже никакой радости, хотя иногда я себе позволяла выпить. А вот сиги прижились. Когда бросала пить совсем, бросила и курить. Продержалась два месяца, снова начала, три месяца назад опять бросила. И все равно так и тянет забрать у Зацепина сигарету.

— И хочется, и колется, да, Лазарева? – хмыкает он, затягиваясь и выпуская в сторону дым. – Что, твоему папику не нравится, когда ты куришь?

Папику? Это он сейчас про Кирилла, что ли? Ну точно, у Богдана сомнения на этот счет, если и были, то теперь окончательно развеялись.

6. Глава 6

— Шубу уже купил? – интересуется Зацепин дальше, я закатываю глаза.

— Ага, я ее в общаге оставила на съедение моли.

Он даже смеется, и дым рвано вырывается из его губ. В этом освещении Богдан выглядит дьявольски красивым. Ключевое слово – дьявольски. В слабом свете ламп и фонарей его глаза кажутся черными и таинственными. Темные волнистые волосы спадают на лоб, черты лица похожи на штрихи краски, немного поверхностные и смягченные. Полные губы, изогнутые в усмешке, вместе со взглядом вызывают у меня странные эмоции – и правда, Богдан Зацепин похож на дьявола.