Затушив окурок, парень смотрит на меня, а я интуитивно чувствую, что пора бежать. Пять минут без издевательств – это внутренний предел Зацепина.

— Пойду, – быстро разворачиваюсь, но Богдан определенно догадался о моих намерениях.

Ухватив за руку, прижимает спиной к холодному стеклу и ставит руки с двух сторон.

— Мы же так мило болтали, Лазарева, или боишься, что твой перезрелый папик бросится тебя искать? И как тебе в постели со взрослым мужиком? Силенок у него хватает на молоденькую?

— Ну ты и идиот, – качаю головой, не поднимая на Богдана глаз.

Рассматриваю пуговицу на его рубашке, но Зацепин, схватив меня за подбородок, заставляет задрать голову.

— Мне больно, – говорю на всякий случай.

Еще не больно, но если чуть сдавит, мне точно не понравится.

— А мне противно от такой потаскухи, как ты.

Внезапно в лицо ударяет краска. Мне нечего стыдится, но мой организм почему-то реагирует подобным образом.

— Так может, уйдешь и не будешь мараться? – дернув головой, заставляю его отпустить мой подбородок, уже не боясь смотреть на парня. – Если я так тебе противна.

Рука возле моей головы сжимается в кулак. Если бы Зацепин сейчас разбил стекло и выкинул меня прямо в сугроб, я бы, наверное, не удивилась – такое у него лицо. Но вместо этого он резко наклоняется и ощутимо кусает меня за грудь в той части, что видна в декольте.

Вместе с болью мое тело пронзает, как от разряда тока, и внизу живота резко становится тяжело. Вскрикнув, я толкаю Зацепина, тут же ладонью надавливая на место укуса. Больно! Больно, зараза!

— Ты вообще спятил? – мой голос взлетает и звучит визгливо.

Богдан широко улыбается.

— Даже интересно, как ты будешь объяснять своему папику, кто оставил тебе засос на груди.

Он самодовольно уходит, я пялюсь ему вслед с совершенно ошарашенным лицом. Убрав ладонь, чертыхаюсь: на моей груди яркий засос со следами зубов. Мать вашу!

Мне необходимо минут пять, чтобы немного унять злость. Готова придушить этого поганца, честное слово, как ему вообще в голову подобное приходит?!

Прикрыв засос рукой, проскальзываю в гардероб и обматываюсь шарфом так, чтобы спрятать следы преступления. Шарф к платью не особенно подходит, но другого выхода нет.

— Озябла? – интересуется Кирилл, подходя ко мне, как только появляюсь в зале. – Я тебя потерял.

— Немного замерзла. Как поговорили, удачно?

— Да. Минут через десять переговорю еще с одним человеком и пойдем. Может, перекусим что-нибудь?

— Почему бы и нет.

Мы оказываемся у стола с закусками, Кирилл берет маленькую тарталетку.

— Попробуй, – говорит мне, – она с крабом, тебе должно понравиться.

Вот черт, а вдруг повторится история с черной икрой?

— Пробуй-пробуй, – Кирилл протягивает тарталетку к моему рту, и я, смущаясь, откусываю кусочек.

Оказывается, действительно вкусно. Уф, пронесло. Забрав остальную часть, съедаю и ее под улыбчивым взглядом Кирилла.

— Галя, кстати, очень довольна, что ты пошла, – говорит мне, я вздергиваю брови, жуя вторую тарталетку. – Уверена, тебе это на пользу. Считает, ты ведешь затворнический образ жизни. Ты ходишь куда-нибудь после занятий?

Я мотаю головой, проглатывая божественного краба. Могут же, когда захотят.

— У меня тут не осталось друзей, – говорю честно, – да и не хочется никуда. Я решила сосредоточиться на учебе.

Кирилл ничего не отвечает. После той истории и перевода в Питер я замкнулась в себе, приняв образ ботанички. Ну и училась на самом деле, старалась, хотя не скажу, что мне все это интересно. Танцами на жизнь не заработаешь, тем более я не профи, а любитель, а других увлечений не наблюдается. Так почему не закончить вуз и не остаться на кафедре? Это в любом случае лучше дурацкого офиса с пятидневкой.