– Не сердись, сын мой, – улыбнулась Интаис. – По слухам, поцелуй был прекрасен. Грессы Нардэна так остры и чисты, что император был восхищён этим. Это правда?

– Да, – мрачно ответил принц, вспомнив и о том, как отец спросил его, а может ли он так целовать.

– И при этом Нардэн силён? Так? – Интаис не могла сдержать улыбку, потому что понимала о чём говорит. – Отказавшийся от питания угасающий эгрессер сильный и чистый? Невероятно для эгрессера. Пробу атефирующей жидкости у него так и не взяли, но думаю, и она была бы идеальной.

– Матушка, ты решила поступать со мной так же, как отец? Унизить меня ещё больше, чем он? – Обран, сказав это, невольно закрыл глаза.

Хотел оказаться в темноте. Там, где нет никого, кто снова и снова причиняет ему боль.

– Нет, мой дорогой, – императрица пожалела сына. – Ты поймёшь почему я спросила о поцелуе. Среди эгресеров, как ты знаешь, есть два вида отступников. Первый – угасающие. Те, кто принял учение Мезамероса, но не следуют ему – не принимают пищу. Они умирают молодыми, не доживая до тридцати. Закон не трогает их. Это право – уйти из жизни от истощения. Одним из таких считался твой брат. Почти в каждой семье эгрессеров есть свои угасающие. Хвала богам, в нашей таких нет, но в других бывает и не по одному. И твой брат был их кумиром. Наследный принц – угасающий. О, они боготворили его.

– Почему боготворили? – мрачно усмехнулся Обран. – Боготворят и сейчас. То, что он поцеловал наложницу, ещё не значит, что он докончит её. Пока он в Прибрежье ничего не мешает ему обманывать императора.

Младший принц замолчал, почему-то вспомнив, как Нардэн и эта девка… как они смотрели друг на друга. Если брат сейчас и питается, то точно не ею.

– Думаю, ты прав, – согласилась императрица. – Но это уже не важно. Ты помнишь о втором виде отступников? Эгрессеры, не принявшие учение Мезамероса. Староверы. Их судьба в своё время была незавидна.

– Мать Нардэна, – Обран откинулся на спинку дивана и, запрокинув голову, посмотрел в потолок. – Да, я знаю. И что?

Воспоминание об этом тоже заставило испытать неприятные чувства. Он выплеснул свою злость Нардэну в лицо, назвав его мать шлюхой и пообещав ему её судьбу. И что сделал его брат? Посмотрел на него с жалостью. С жалостью!

Принц сглотнул ком, мешающий дышать. Брат пожалел его и потом – не сказал отцу об оскорблении его матери. Интересно почему? Оставил месть на потом, когда сможет сам рассечь ему язык?

– Ты так молод, сын мой, – вздохнула Интаис, – поэтому не знаешь, что те, кто исповедовал старую веру, имели очень чистые и острые грессы, и были отчаянно сильны.

Обран вздрогнул, опуская голову, но думал ещё мгновения, удивлённо глядя на мать.

– Старая вера запрещена уже пятьдесят лет. Артефакты, храмы и последователи уничтожены. И теперь о ней помнят немногие, – добавила к своим словам императрица, – разве что угасающие. В семьях этих почти предателей наверняка хранят воспоминания о старой вере…

– Подожди, – Обран остановил её, – ты хочешь сказать, что подозреваешь Нардэна в исповедовании старой веры?

Интаис наклонила голову, внимательно глядя на сына. Он обрадовался и возмутился:

– Почему ты раньше не сказала?

– Потому что это обвинение, как и любое другое требует доказательств, – пожала плечами императрица. – А доказать это трудно. Тем более, что все эти годы твой брат был просто угасающим, и его подозревали в осквернении себя. О его силе и чистоте я, как и все, услышала впервые.

– Да, верно, – Обран не мог усидеть на месте, встал и направился к столу, на котором стояли стеклянные кувшины.