— Не бывает он на своих постановках. Не приходит раньше премьеры. Разве что первую репетицию с оркестром не пропускает. Некогда ему, он пишет, у него очередь из заказов отсюда до моря! Великий, с позволения сказать, труженик!

— Гм, да, — буркнул баритон Муриилло, — нотные листы и бумагу марать он мастер, только с сюжетами туго у гения…

— Это несправедливо! — взвизгнул Ундерфельд. — Зачем такому мастеру свои сюжеты? Сюжетов бесхозных полным полно, а ты сумей всё правильно оформить, развернуть действия, написать арии, все партии для голоса, для оркестра, пробить к постановке… Может у такого гения быть маленький недостаток? Не его талант — придумывать с нуля, зато велик талант обработки идей!

— Ваш популярный пр-реуспевающий драммуртург — литературный негрр? — удивленно муркнул Ёлкин.

— Как можно?! Он для блага всего общества трудится, не безымянно и не безвозмездно! Изъянкин — литературно-музыкальный ювелир, гранильщик самородных алмазов! Без него сколько успешных ныне творений никогда бы не дошли до зрителя!

— Значится, нет его здесь. Ясненько, — вздохнула Яга. — Режиссера нет, автора нет, художника нет, круг подозреваемых сужается… А этот франтик весь в белом, почто в зале околачивается? Ежели зрителей не пущали, энтот откель здесь? — следовательница недобрым взглядом просверлила явно не нуждающегося в деньгах господинчика, высокого лощеного брюнета с букетом бледных роз.

Кто хоть немного разбирался в роскоши или в букетах, мигом оценил, что чёртова дюжина таких роз стоит больше, чем полновесное жемчужное колье. Сорт Кощеев румянец называли «холодным» не столько за едва заметный пепельно-розовый оттенок, благодаря которому «белые» розы, впечатляли нездоровыми серыми тенями с розовыми бликами. Маги-садовники сумели скрестить их с орхидеями, и такой букет без ущерба мог простоять несколько месяцев, сохраняя свежесть… и сходство с бессмертным прототипом, как говорят, особо привечающим такие розы в своём саду на Чёрной вилле.

Кто правильно понял этот знак, уже не заострял внимания на величине бриллианта в галстуке, не присматривался к гербу на перстне-печатке, не восторгался покроем белого костюма-тройки, не завидовал блеску лаковых штиблет и не удивлялся надменности смуглого красивого лица с тонкими усиками. Мажор и есть мажор. Впрочем, сейчас он был слегка в миноре — волновался за спектакль и особо за…

— Ах, это мой постоянный слушатель, — изобразила смущение примадонна. — Как уверяет он сам — преданный обожатель оперы!

— Так и запишем, «хахаль», — буркнула баба-Яга.

— Да как вы смеете! — щёки Оралинды запылали по-настоящему. Так что огневеду стоило бы подтянуть поближе огнетушитель во избежание новых бедствий.

— Я не хотел вмешиваться! — тихо, зловеще-проникновенно зашипел объект их спора. — Но вы не смеете так непочтительно говорить с дамой, наделённой таким… таким… божественным талантом! О, моя птичка, не бойся, я защищу тебя от любых подлых подозрений!

— Пока нет надобности, — сухо ответила Яга. — Не трать запал, милок. Сейчас я подозреваю всех одинаково, и тебя тоже. Представься лучше. Чьих будешь?

— Что значит «чьих»? Я вам холоп? — возмутился красавчик и чуть не стукнул следовательницу букетом. — Да я…

— Чьих кровей сынок? — уточнила следовательница. — За версту видать, что ты — богатая детка, вот только чья?

— Я — Аль-Берт-Цин ибн Лукум, наследник…

— Всё понятно. Мармеладкина сынок, Альберт Лукич, значится. По батюшке — купец высшей гильдии. Но, поскольку рождён от третьей жены Фатимы Рахметовны, дочки султанского боевого джинна, толку из тебя, видно не будет в семейном бизнесе, так? Сладких миллионов на побрякушки хватает, а для души чем занимаешься? На карманные денежки шикуешь, как маленький, али уже самостоятельное дельце какое прикупил?