— А ты будто не ведаешь, — хмыкнул мужчина и вдруг сплюнул. — Брата он своего ненавидел. И эта ненависть его по жизни вела. Ненависть и жажда власти.

— Но так ведь было не всегда, — возразил Риан. Хотелось защитить отца, оправдать. — А только когда дядя Арен стал императором…

Морган хрипло рассмеялся.

— Наивный мальчик! Эта ненависть впервые вспыхнула в Аароне, когда его брату было всего лишь три года. До этого момента твой отец не очень-то обращал на него внимание — ребёнок и ребёнок, подумаешь. Аарону было восемнадцать, и он не мог считать какого-то карапуза своим конкурентом. И действительно, так и оказалось — они совершенно не конкуренты. — Морган вновь рассмеялся, и в этом смехе Риану послышалась злость.

— Три года… — пробормотал он задумчиво, пытаясь понять. — Но… что сделал дядя Арен в этом возрасте? Дар у него проснулся позже…

Риан не ожидал, что собеседник ответит. Но Морган ответил.

— Император Александр решил показать наследникам Венец. Точнее, показывал он Аарону и Анне, а Арен во что-то играл неподалёку. Император перенёс Венец из хранилища, положил на стол, и пока они втроём рассматривали артефакт, Арен подбежал и схватил его.

Риан вздрогнул, представив, что из этого могло получиться. Единственный раз, когда он попытался дотронуться до Венца, тот так шарахнул его родовой магией Альго, что он отлетел в сторону метра на три.

— И?..

— И ничего. Ничего Арену не было. А вот твоему отцу, когда он потянулся за Венцом, было. Понимаешь, что это значило?

— Сложно не понять.

— Да-а-а, — Морган усмехнулся, поглядев в небо. — Кто бы мог подумать, что Венец выбирает будущего императора задолго до коронации. Вот тогда и родилась ненависть твоего отца, мальчик. И со временем она лишь усиливалась, пока не заполнила его душу полностью, как вода кувшин.

— Откуда ты это знаешь? — выпалил Риан, не в силах удержать в себе этот вопрос. — Это ведь не то, что всем подряд известно.

— Аарон поведал и печать поставил сразу. Но она слетела, как только он умер, естественно. Так что теперь я могу рассказать. Правда, некому особо. — Морган докурил, превратил окурок в пепел и, стряхнув его с руки, встал. — Я пойду спать. И тебе советую. Завтра вставать рано.

Он уже дошёл до двери, когда Риан вдруг спросил, сам не понимая, почему:

— Тайра не умрёт?

Глупо, с чего он это взял? Подумаешь, плохо себя почувствовала и кровь носом пошла…

— Все мы когда-нибудь умрём, — ответил Морган негромко. — Кто-то раньше, кто-то позже. Иди спать. — Повторил он и скрылся в доме.

Риан сидел на крыльце ещё несколько минут, размышляя.

Да, это был глупый вопрос. Но… почему тогда настолько тревожно на сердце? И почему Морган просто-напросто не ответил «нет, конечно» вместо того, чтобы разводить философствования?..

***

Туман, вязкий и плотный, и за этим туманом ничего не разглядеть, как ни старайся. Тайра нахмурилась и поводила рукой перед носом. Ладонь утонула в тумане, потускнела, и кожу обожгло холодом, словно она опустила руку в родник. Странное ощущение… и лучше бы, наверное, никуда не ходить, да и вообще проснуться — это ведь сон, точно, сон! — но почему-то неудержимо тянет вперёд, в туман. Или это — назад?

— Ау-у-у-у! — прокричал кто-то очень-очень далеко, и сердце у Тайры забилось сильнее.

— Ау-у-у-у! — ответила она как можно громче. — Ау-у-у!

Тишина. Девушка сделала шаг вперёд, но туман воспротивился, хлестнув её по лицу, рукам и ногам, как плетью — и Тайра неожиданно проснулась. Открыла глаза, посмотрела на вечную черноту перед собой, вздохнула, поворочалась — да, она лежала в собственной постели, укрытая любимым одеялом из овчины, подаренным отцу тётушкой Мариллой после того, как он принял тяжёлые роды у её невестки. И судя по тишине, царящей в доме, и по звукам за окном, стояла глубокая ночь.