Она отпустила Адыла, неуверенно шагнула вперед. Казах угрожающе накренился.

– Вы здесь работаете? – спросил Саматов.

– Да, уборщица я, – донеслось из-за тряпичного забрала.

– А это ваш муж? – Он разглядел, в сущности, еще молодое, симпатичное лицо.

– Нет. Моего мужа нет дома…

– А этот? – Тура показал на казаха.

– А это? Он так… сосед… вы не думайте, он человек хороший… – Она слегка улыбнулась.

– А что же он пьяный с утра?

– Жалко ему очень… его… того… Рыжего… – И ее черные влажные глаза исчезли из амбразуры темного платка.

– Как же! Конечно, жалко! Браконьеры, сволочи! Вам всегда жалко мертвого рыбинспектора!.. – Это подошел Кадыров. – Это я, как начальник Рыбинспекции, которого вы чуть не сожгли, могу лично подтвердить!

В это время пьяный напрягся и медленно проговорил:

– Не говори менту… ничего ты ему не говори…

– Вы за Пухова все здесь кровью харкать будете! – крикнул Кадыров. Он показал на женщину: – Это жена Мазута! «Мазут» значит «Икра»! Первый браконьер здешних мест. Мазута надо брать обязательно… Где он? Иди отсюда! Браконьерское семя!.. – крикнул он на мальчика с «вокменом».

– Мой отец никогда вам не попадался! – возразил мальчик.

– Ты молчи, браконьерский помет… Пухов, царствие ему небесное, жалел твоего отца, вот он и не попадался… Отплатили вы ему – полной мерой…

Неожиданно из проема глухого платка раздался женский неуверенный голос:

– Сережу все уважали… Ни у кого рука бы не поднялась…

– Ну да! Эт-то точно! – сердито рубанул рукой воздух подошедший Бураков. – У вас здесь рука не поднялась. Из Палестины террористы прилетели!..

Тура остановил его, обратился к женщине:

– Вы когда мужа последний раз видели?

– Дня три назад, – прошелестело почти неслышно из-под платка.

Тура спросил мальчишку:

– Где твой отец?

– Не знаю… Нет его…

– И он не знает, – кивнул Кадыров. – И Алия не видела… И никто не в курсе. Чисто Сицилия!.. Ну-ка открой нам его «козлятник»!

Женщина подняла руку:

– Да разве он оставит ключ! Вы же знаете… Ну! Никогда он ключа не оставит!

Показалась доктор Мурадова – ее желтая импортная куртка выделялась на унылом желто-сером фоне окружающего мира. Даже издали было видно, какая она еще молодая и гибкая.

– Два выстрела, и оба смертельные, – сказала она. – С повреждением жизненно важных органов… Остальное покажет вскрытие…

Тура кивнул. Взгляд его остановился на надписи, сделанной на фронтоне здания.

– А почему – «Банк»?

– Так здесь и был банк. – Мурадова улыбнулась. – Настоящий банк.

– Банк – в пустыне?

– Здесь был город. Вот это все был город… – Она широко обвела рукой вокруг себя.

Внезапно Тура поймал себя на том, что смотрит не на разрушенный город, а на нее, на Анну. Она тоже заметила это, отвела взгляд.

– …Лет двадцать или тридцать назад… А когда стали перекрывать залив, кто-то придумал сэкономить средства… Ну, чтобы бут и камень не возить издалека – снесли город и вывезли на перемычку…

Из «банка» показалась жена Мазута:

– Подождите немного, скоро картошка сварится. Есть хлеб, плавленые сырки… – Извиняющимся тоном добавила: – У нас тут со снабжением неважно…

– Ага. – Кадыров снова вспылил. – Если бы ты нового начальника милиции не боялась, сейчас бы нашлась из заначки осетрина да икра малосольная…

– Откуда? Если бы что было, от всей души бы и предложила…

– А я бы плюнул на такое угощение! На этой осетрине, может быть, кровь Пухова! А я рыбу с кровцой терпеть не могу… – Кадыров отвернулся.

– Зачем же так? Может, кто и ходит на запрещенный лов… Но чтоб человека убить!..

Шофер и Орезов осторожно укладывали окоченевшее тело в задний зарешеченный отсек машины. Ноги не пролезали в дверцу, и Орезов заорал на шофера, пытавшегося силой затолкать их в узкий проем: