« — Нравится, как мелодично поет фортепиано? Хочешь попробовать простые ноты?»

Меня усадили на высокий табурет, и некоторое время я упоенно повторяла показанные Аллочкой комбинации, порхая пальцами вслед за её изящными длинными пальчиками. Она сказала, что слух у меня определенно имеется, и было бы здорово, если бы я записалась в её группу.

На следующий день мама отвела меня, нарядную, в новом платье в белый горошек, к Алле Георгиевне, и они о чем-то шептались, а мне разрешили побренчать уже на пианино. Оно было меньшего размера, я же страстно мечтала снова сесть за белоснежный полированный инструмент, и нетерпеливо прислушивалась к приглушенным голосам за дверью. Потом вернулись мама и Алла, последняя, улыбаясь, обняла меня, и сообщила, что теперь я могу ходить к ней с подружкой и учиться играть на фортепиано…

— Как прошел урок?

Погруженная в мысли, я медленно спускаюсь вниз, ведя ладошкой по гладким перилам, и вздрагиваю от неожиданности. Денис стоит у подножия лестницы, пиджак перекинут через сгиб руки, верхние пуговицы голубой рубашки расстегнуты, и взгляд мой упирается туда. Чувствую, что краснею, очень уж хорошо помню, как обнимала его крепкую шею, когда он нес меня с нижнего яруса.

Что сказать, правду, или соврать? Забродин пытливо щурится, и я не решаюсь на ложь.

— Полине… Было скучно. Я не успела изложить ей задуманную программу.

— Она вела себя по-хамски? — прозорливо спрашивает он, и я замираю на две ступени выше.

— Ну…

— Да или нет? — прерывает Денис мое мычание. — она Вас оскорбила?

Я нервно смотрю поверх его плеча, но Юлии не видно поблизости. Значит, мы вновь официально на «Вы». Оно и к лучшему, было бы некорректно, если бы хозяин дома обращался ко мне по-свойски.

— Нет. — жалко улыбаюсь, вовсе не желая, чтобы Полину наказали. — просто, мне кажется, она не интересуется музыкой.

— Еще как интересуется. Только совсем ни чёрта в ней не разбирается, слушает какой-то мерзкий хард-рок, и прочую ерунду. — усмехается Денис, глаза его откровенно ползут по моей груди, и мне жутко неуютно.

На миг, возникает постыдное ощущение, будто на мне не строгое платье до колен с глухим воротничком — стоечкой, а прозрачное неглиже. Я спускаюсь вниз, лишая мужчину возможности и дальше сканировать меня этим похотливым взглядом. Но уверенности это не прибавляет, мне приходится поднять голову, потому что Денис очень высокого роста, а я со своим «метр с шапкой» достаю ему до подбородка.

— О вкусах не спорят, тем более, в музыке. Полина подросток, в этом возрасте они часто меняют предпочтения. Я сама в её годы слушала то рэп, то зарубежный поп. — возражаю, осмелившись-таки посмотреть ему в лицо.

Он выглядит уставшим, и лишь глаза с хищным блеском, создают резкий контраст с холодным выражением.

— Вы ненамного её старше. Сколько Вам лет? — уголки чувственных губ разжимаются, улыбка смягчает суровые черты, и я зависаю.

Он облокачивается о перила, небрежно повесив пиджак туда же, и между нами опасные несколько сантиметров. Рядом с ним я всегда очень нервничаю, и не могу понять, чем это вызвано. Его близостью, привлекательностью? Или от того, что знаю, каким он может быть жестким?

— Двадцать. В августе будет двадцать один.

Забродин оглядывается, убеждается, что в холле никого нет, и наклоняется ко мне. Меня обдает терпким запахом его парфюма, я шумно вдыхаю его, и тут же задерживаю дыхание, страшась глядеть на Дениса.

— Ты мне почти в дочери годишься. — тихо говорит он, запуская пальцы в мои распущенные, лежащие гладкими прядями на плечах, волосы.