Конечно, отношения с соседним народом после долгих зим переговоров решено было объединить шатким миром, но сейчас все стали забывать, чего им это стоило. Даже представители каст не видели в Высших угрозу, продолжая развивать дипломатические отношения и торговлю. Дали разрешение на постройку посольства в столице и вот уже как около десяти зим радовали себя и других жителей Лагигарда пьесами, постановками и спектаклями.

Юный Тархельгас не был ярым противником такого союза и все же видел в открытости Высших некую фальшь и лицемерие.

Неужели это замечал только он один?

Или же в этих бурных овациях актерам и всей труппе, чем одаривали их касты со своими приближенными, скрывалась лишь необходимость поддержания мира между двумя столь разными народами? Своего рода правило, в которое мало кто вкладывал изначальный сакральный смысл.

Тархельгас хотел верить, что увиденное им обожание – не более чем игра, однако порой он замечал гораздо больше, чем хотел видеть на самом деле. В глазах лагигардцев он читал нескрываемое восхищение и благодарность за столь яркое, или, лучше сказать, шикарное, представление, которое они, словно избранные, увидели первыми из всех.

Неужто все они забыли? Ведь еще каких-то две сотни зим назад народ, который сейчас кланялся на сцене и принимал поздравления, называл себя неприметным словом «эльф». Когда же начались первые стычки двух государств, те вдруг провозгласили себя «Высшими» ссылаясь на древние труды своих летописцев, хотя на деле просто заявляли о своем превосходстве над людьми и, как следствие, правах на земли Лагигарда, богатые золотом и серебром.

Почему все забыли об этом?

Лагигард не мог позволить себе расслабиться, и на страже должны были стоять двенадцать каст.

Почему же они так изменились, забыв о долге и учении кодекса?

Почему…

Голоса в сознании не успели задать следующий вопрос, когда аплодисменты почти затихли и глава касты Сэтигас повернулся в сторону Тархельгаса, направившись к выходу.

– Нужно выказать свое восхищение игрой достопочтимой Лититау Ориеранской лично. – Статный, коренастый мужчина пятидесяти зим стал удаляться из ложа на балконе, не скрывая своего желания как можно скорее попасть за кулисы.

Слова, произнесенные им, никоим образом не касались юноши.

Однако Тархельгас последовал за ним, как того велел кодекс и Ахора Крамего.

– Господин Бхайн, – обратился он, – если нужно, я договорюсь о встрече.

Тархельгас не стал напрямую напоминать, что кастам не рекомендуется встречаться вне посольства с представителями знати Высших, кем являлась Лититау Ориеранская, несмотря на ее актерский род занятий.

– Тибурон Тархельгас, вы можете быть свободны. На сегодня ваше служение окончено. – Бхайн из касты Сэтигас поправил парадные одежды и, лишь на секунду задержавшись у дверей, ведущих прочь с балкона, бросил еще одну фразу: – Мы, как представители каст, должны первыми налаживать и укреплять отношения с Высшими. Для процветания каждого из народов.

Мужчина вышел, не удостоив Тархельгаса прощальным поклоном, в то время как юноша стоял, немного склонившись, прижимая правый кулак к сердцу, а левой удерживая кинжал касты Тибурон.

Даже прочитав столько книг и изучив законы государства, он до сих пор многого не понимал. Именно для этого и существовал принцип Ахора Крамего, когда опыт одного старшего поколения передавался молодому. В этом была своя логика, вот только голоса все пытались, пусть и слабым ропотом, предупредить, что он совсем не видит истину.

Дверь на балкон захлопнулась, Тархельгас выпрямился, но руку с кинжала не убрал, а наоборот, вытащил его и в который раз провел большим пальцем по руне «Жизнь», выгравированной на изящной рукояти.