Все же, лишь проживая эту жизнь, можно понять или хотя бы попытаться осознать, в чем заключается ее смысл. В книгах не было всех ответов, и, опираясь на слово, оставшееся на бумаге, Тархельгас не мог полностью вникнуть в суть вещей и познавал жизнь поверхностно, едва касаясь ее.

Однако он не отчаивался. Едва окончится Ахора Крамего и отец передаст ему меч касты Тибурон – у него будет целая жизнь познать этот мир с его всевозможными гранями и отражениями.

Успокоив себя этой мыслью, Тархельгас убрал кинжал в ножны и вышел в коридор, собираясь вернуться в родовой особняк.

В той части театра, где он оказался, отведенной в основном для представителей верхушки каст, обычно находилось очень мало людей. Сегодня их не было вовсе. Поэтому, когда кто-то схватил Тархельгаса за руку и потянул за собой, тот даже не успел толком сообразить, что происходит.

– Астисия? – он забыл обо всех нормах приличия, увидев перед собой принцессу. – Как ты здесь оказалась? Где твоя…

– Боже, Тархель, ну сколько вопросов. – Она закатила глаза, не позволив тому узнать, как она сбежала от своих слуг и стражи. – Пойдем со мной.

– Куда?

Она хлопнула его открытой ладонью по груди.

– Куда угодно. Главное, вместе. Вот какими должны были быть твои слова. – Принцесса выглянула из-за колонны, куда затащила Тархельгаса, проверяя, не идет ли кто по коридору. – Пойдем. Ты все равно выказал свое почтение всем, кому можно, а господину Бхайну не до тебя, пока он лично общается с Лититау.

Тархельгас не стал вдаваться в подробности того, что именно известно Астисии и, главное, откуда. Ведь теперь, когда он наконец осознал, как близко она стояла, мысли повисли где-то в глубине сознания. Тибурон ощущал ее дыхание, чувствовал тепло ладони, которая до сих пор не отпускала его.

Он покорно позволил Астисии вести его, а уже после они рука об руку шли неизвестно куда. Хотя имело ли значение, где они окажутся в итоге? Как сказала Астисия, главное, чтобы вместе.

И вот, подобно воришкам с улиц, они тайком пересекли коридор и левую галерею, всячески стараясь укрыться от любого взора. Будто бы Астисия и Тархельгас действительно что-то украли и теперь надеялись унести это с собой и не быть пойманными. Хотя, с другой стороны, разве они взяли чужое? Лишь искренне и, может быть, наивно хотели распорядиться своим. Тем, что имели.

Они оказались на балконе дальней секции театра, который открывал чудесную панораму на улицы столицы.

Созерцая вид ночного Лагигарда, он пытался понять, что принцесса хотела показать ему.

Юноша уже повернулся к Астисии, чтобы повторить вопрос или просто внести хоть какую-то ясность, когда она внезапно прильнула к нему и поцеловала.

В один миг все голоса в его голове, запреты кодекса, морали и этикета, собственная неуверенность исчезли в теплоте и нежности ее губ.

Они были так невинны, но их первая настоящая близость не позволила их неопытности испортить момент.

И как же внезапно поцелуй, полный непередаваемой заботы, желания и даже свободы своего собственного выбора, сменила страсть, не оставив и камня от выстроенных барьеров.

С легкой дрожью в руках Астисия ловко, пусть и неумело, справилась с ремнем юноши, который вместе с кинжалом, что издал предостерегающий звон, упал на каменный пол к их ногам.

Тархельгас сам не понимал, что происходит. Когда и как освободил тонкую талию принцессы от пояса, почему вдруг растрепал тщательно уложенную прическу и измял платье, пытаясь разобраться в хитросплетении шнуровки на спине.

Все будто происходило не с ним и с ним одновременно. Словно ему удалось не просто слиться с Астисией, утолив тем самым жажду и желание, а познать, пусть и крупицу, той жизни, которую искал.