Спина Ирис стала в мгновение жесткой дугой, впитывая это болезненное и такое желанное вторжение. Они оба замерли, шокированные ощущениями.

– Ирис, скажи, что моя! – потребовал Марко, толкнувшись дальше.

– Я твоя, – простонала Ирис, позволяя ему погрузиться глубже.

– Еще! Скажи! Еще! – Марко мощно посылал свои бедра вверх при каждом слове.

– Я твоя. Твоя-а-а-а-а!

– О-о-ох, Ирис, я так глубоко. Скажи, что чувствуешь это! – рычал Марко. – Скажи, что чувствуешь, как я близко!

Ирис могла только стенать, следуя сильным рукам Марко, которые, вцепившись в ее бедра, управляли каждым движением. Он требовал ее себе каждым жестким поцелуем и глубоким толчком. Подчинял навсегда каждым стоном, что вырывал из нее, и своим словом о том, что к ней чувствует, что он, хрипя, без конца изливал на нее.

Ирис ощущала, как сознание рвется из ее тела, разрушая до основания для всего мира, кроме того мужчины, что сейчас двигается в ней. Она билась, просто умирая, сгорая дотла, на краю сознания чувствуя, как свирепо врывается в ее плоть Марко, скрипуче шепча:

– Моя. Моя! Моя-а-а-а! – полный торжества абсолютного обладания крик Марко был последним, что слышала Ирис, обмякая в его руках.

***

– Ирис? Ирис Леонидос, ты ли это? – голос, смутно знакомый, вырвал ее из воспоминаний.

Ирис не торопилась оборачиваться, борясь с дыханием и дрожью тела. Руки и ноги ее дрожали, а на коже выступила испарина. Сделав пару медленных вдохов, она все же натянула улыбку и оглянулась.

– Нолан Райес? Ты-то какими судьбами здесь?

11. ГЛАВА 11

– Вот это встреча, Ирис! – сверкнул белоснежными безупречными зубами Райес. – Ты почти и не изменилась! Хотя нет, я неправ. Ты стала еще красивее.

Ирис смотрела на парня, которого тогда, много лет назад, видела, пожалуй, первым в этих стенах, кроме тех, с кем вместе летела в академию. Нолан давно уже не тот улыбчивый красавчик-блондин, очаровывавший девушек своей кривоватой ухмылочкой плохиша. Нет, конечно, он был по-прежнему высок, прекрасно сложен и сногсшибательно красив, словно модель с рекламного баннера. Никуда не делись присущие ему лоск и уверенность. Только теперь симпатяга-парень, с которым она училась, стал мужчиной с аурой бесспорной сексуальности и взглядом, ясно говорящим окружающим, что он знает, как выглядит. Его и так-то загорелая кожа сейчас приобрела еще оттенок старой бронзы, вокруг глаз, когда он улыбался, образовывались довольно глубокие морщинки, а ото лба, через бровь к виску тянулся тонкий белесый шрам, отчетливо видный на темной коже.

– Рада видеть тебя. Я здесь детей навещаю. А ты что, прилетел бурную юность вспомнить? – сдержанно улыбнулась Ирис под пристальным взглядом мужчины, который и не собирался скрывать своего интереса.

– Если бы. Я вообще-то уже семь лет являюсь наставником местных салаг. Тестирую их весьма посредственные способности в тренировочных полетах в экстремальных условиях.

– О, надо же! – удивилась Ирис, вспоминая, как тряслась перед своим первым тренировочным полетом, гадая, что же за ситуацию ее придется разрешать.

Тогда Марко пошел на настоящий риск ради нее и, взломав с Федором базу заданий, выяснил, что в первый раз их отправят в зону, примыкающую к поясу астероидов, для отработки навыков по уклонению от прямых столкновений и способности почти мгновенно изменять навигационные параметры в условиях практически ручного управления.

Марко почти две ночи безвылазно держал Ирис в голографических симуляторах, когда они освобождались после дневных занятий кадетов, заставляя работать снова и снова, изменяя параметры и вынуждая действовать уже практически на уровне инстинктов. Во вторую ночь Федор присоединился к ним, и Ирис уже чувствовала себя просто взмыленной лошадью, которую гоняют по кругу, не давая расслабиться ни на минуту. Когда же она взбунтовалась, сказав, что больше сил у нее нет, и вообще, может, ей никогда и не придется применять все то, что вбивает в нее тиран-парень, Марко вообще взорвался и практически наорал на нее, доказывая, что, возможно, это однажды спасет ей жизнь, и идти ни на какие уступки в этом вопросе он не намерен. Тогда они впервые почти всерьез поругались, и только Федору удалось как-то притушить те два потока огня, что они готовы были обрушить друг на друга.