А спустя несколько недель у садовника начались странные недомогания. Он прошел обследование в больнице Альбукерке. Ему поставили диагноз: болезнь Шарко – латеральный амиотрофический склероз. Это смертельное неизлечимое заболевание центральной нервной системы. По словам врачей, жить ему оставалось максимум три года. Отец еще несколько раз после этого виделся с садовником. Тот сказал, что хочет получить независимую консультацию. Отец мог лишь подтвердить уже поставленный диагноз. А потом садовник приходил уже просто поговорить, пытаясь узнать больше о человеке, назвавшемся Сократом, и о тетради. Он цеплялся за надежду. Превратившись из лекаря в советчика, отец поделился тем немногим, что запомнил из общения со своим странным пациентом, которого лечил от лихорадки. Но в основном он просто слушал.

Садовник рассуждал так: если Сократ сказал правду о своем возрасте, то вполне возможно, что он действительно нашел какой-то путь к вечной жизни. К тому времени садовник уже начал думать, что сама судьба свела его с этим человеком и что тетрадь предназначалась именно ему.

В последний раз отец видел садовника очень ослабевшим, еле переставлявшим ноги. Его полностью поглотила мания. Он показывал отцу свои выписки из взятых в библиотеке книг о поисках бессмертия и мистических способах исцеления, о персидском алхимике, который пытался создать вещество, называемое по-арабски аль-иксир и якобы дарующее бессмертие. А индийцы и египтяне когда-то глотали особые драгоценные камни и уединялись в пещерах или других темных местах, чтобы запустить процесс омоложения, называемый кайя-кальпа. Садовник теперь уже не сомневался, что в тетради речь шла о легендарном «источнике молодости», или о чудесном грибе, который описывается в древнекитайских книгах, или о «философском камне», объединявшем землю, воздух, огонь и воду, – судя по одному из сочинений Платона, этот камень должен был даровать людям вечную жизнь. Помню, отец говорил: хотя этим человеком и овладела навязчивая идея, к ее исследованию он подошел серьезно и осознанно.

Ама снова замолчала.

– Ах да! Кое-что еще: когда отец спрашивал садовника, почему он так отчаянно хочет жить, тот сказал, что не может сдаться и оставить сиротой своего девятилетнего сына. Мальчик был смыслом его жизни. Он растил сына один – жена умерла за несколько лет до этих событий. По-моему, у мальчика была еще тетя, но… Да, точно: садовник говорил, что она работает по ночам, а днем спит… – Ама вздохнула. – Кажется, мой папа никогда так и не увидел этого мальчика, но тот, конечно, видел постепенное умирание своего отца: он не мог даже еду себе готовить, ходить, ездить, а в конце концов и дышать.

Через полгода мой отец узнал, что садовник умер, так и не найдя незнакомца или тетрадь, которые, по его мнению, могли его спасти. Но пока садовник еще мог говорить, он не мог не рассказывать своему сыну о человеке по имени Сократ и о книге, указывавшей путь к вечной жизни. Папа думал, что сын садовника запомнил это на всю жизнь… Вот и все, – еще раз вздохнула Ама, словно сняв груз с души. – Эти печальные события не оставили моего отца равнодушным. Кажется, он часто о них говорил.

«Ама в трансе говорила не солнце, а сын[19]», – подумал я.

Сократ действительно говорил с людьми о тетради и ее содержании. И садовник почти наверняка рассказывал сыну о своих поисках. «Но с тех пор прошло тридцать лет, – сказал я себе. – Тех событий давно уже и след простыл. Мальчик вырос, начал жить своей жизнью. Он мог переехать и оставить все это в прошлом. Скорее всего. Вероятно».