Я не мог удержаться от легкого содрогания. Лючио бросил на меня предупреждающий взгляд и поспешил ответить:

– Да, я прочел об этом краткое сообщение. Ужасно, в самом деле! Я тоже немного его знал.

– Да? Он был помолвлен с одной моей подругой. Я подумала, что она счастливо спаслась, потому что хотя он был и приятный человек, но также заядлый игрок и мот и быстро спустил бы ее состояние. Но она не хочет видеть это в таком свете, она просто потрясена. Она во что бы то ни стало хотела сделаться виконтессой.

– Я вижу, – сказала мисс Чесни, и ее глаза лукаво блеснули, – что не одни только американки гоняются за титулами. С тех пор как я здесь, я стала свидетельницей того, как несколько, в сущности, хороших девушек вышли замуж исключительно для того, чтоб называться «миледи» или «ваше сиятельство». Меня саму очень привлекает титул, но интересует и человек, который его носит.

Граф подавил смешок. Леди Сибилла задумчиво смотрела на огонь и продолжала, словно ничего не слышала:

– Конечно, у моей подруги будут и другие партии: она молода и хороша собой, но я думаю, что помимо общественных соображений она была немного влюблена в виконта.

– Глупости! Глупости! – произнес ее отец несколько раздраженно. – У тебя в голове какие-то романтические бредни, Сибилла; один сезон должен тебя вылечить от сентиментальности… ха… ха… ха… Она отлично знала, что он был распутный негодяй, и выходила бы за него замуж с открытыми глазами. Когда я прочел в газетах, что он пустил себе пулю в лоб в кебе, я сказал: «Дурной вкус! Испортить экипаж бедному кебмену ради удовлетворения своей причуды!» Ха-ха! Но тут же подумал, что он вовремя это сделал: он мог бы испортить жизнь любой женщине.

– Несомненно! – проговорила рассеянно леди Сибилла. – Но все-таки иногда случается что-то вроде любви.

Она подняла свои красивые, ясные глаза на Лючио, но он не смотрел в ее сторону, и ее твердый взгляд встретился с моим.

Что выражал мой взгляд – я не знаю, но я увидел, что кровь прилила к ее щекам и, казалось, дрожь пробежала по ее телу. Затем она сильно побледнела. В этот момент у дверей появился один из величественных лакеев.

– Обед подан, милорд!

– Хорошо!

И граф начал распределять нас по парам.

– Князь, предложите руку мисс Фицрой. Мистер Темпест, прошу вас сопровождать мою дочь, я последую за вами с мисс Чесни.

Мы спустились с лестницы в этом порядке, и я, идя позади Лючио под руку с леди Сибиллой, не мог не улыбнуться чрезвычайной важности и серьезности, с которой он рассуждал о вопросах религии с мисс Шарлоттой, и на неожиданный энтузиазм, по-видимому, охвативший достойную старую деву от некоторых его замечаний относительно духовенства: они были самой почтительной и ревностной похвалой, составляя полнейшую противоположность идеям, высказываемым мне. Очевидно, ему хотелось посмеяться над благовоспитанной дамой, и я наблюдал его поведение с внутренним удовольствием.

– Значит, вы знаете дражайшего каноника? – спросила мисс Шарлотта.

– Очень хорошо! – с воодушевлением ответил Лючио. – И уверяю вас, что горжусь этим знакомством. Поистине прекраснейший человек! Почти святой, если не совершенно!

– Такого чистого ума! – вздохнула старая дева.

– И так далек от тени лицемерия! – подтвердил Лючио с неподражаемой серьезностью. – Ах да! Да, конечно! И так…

Тут они вошли в столовую, и я больше ничего не слышал. Я последовал за ними с моей прекрасной дамой, и через минуту мы уже сидели за столом.

Обед прошел в том же порядке, что и большинство обедов в больших домах; сначала с церемонностью и натянуто, к середине атмосфера слегка согрелась и достигла приятной теплоты взаимного понимания, когда мороженое и десерт возвестили о его наступающем конце. Сперва разговор то и дело обрывался, но потом, под руководством Лючио, сделался оживленным и веселым. Я прилагал все старания, чтобы занять леди Сибиллу, но нашел ее, подобно большинству светских красавиц, несколько рассеянной слушательницей. Она была холодна и неразговорчива; более того, я вскоре решил, что она даже не особенно умна. У нее не было способности поддерживать или изображать интерес к какому-либо предмету – напротив, как и у многих представителей ее класса, имелась раздражающая привычка мысленно отвлекаться от вас и погружаться в задумчивость, ясно показывающую, как мало ее интересует то, что вы или кто-то другой ей говорят, хотя ее многие сделанные наудачу замечания показывали, что в ее, по-видимому, нежной натуре скрывалась доля цинизма и некоторое презрение к мужчинам, и не раз ее слова кололи мое самолюбие почти до обидчивости и в то же время укрепляли силу моего решения завладеть ею и поработить ее гордый дух, сделав ее покорной, как и приличествует жене миллионера и гения. Гения? Да, я себя считал им. Мое высокомерие было двояким: оно происходило не только от того, что, как я воображал, было свойством моего ума, но также от сознания того, что могло сделать мое богатство. Я был убежден, что могу купить славу, купить ее так же легко, как покупают цветок на базаре, и еще больше был убежден в возможности купить любовь. И, чтоб доказать правдивость этого, я вдруг обратился к графу: