– Эй ты! – крикнула она, замирая шагах в пяти. Ветер взметнул сюртук, стало холодно, но досаднее была безоружность. Хоть бы… подушку взяла?

Тварь повернула лицо, тонкое, прекрасное. Глаза мерцнули – и синева сменилась багрянцем. Золотом. Снова синевой. Рот нечеловечески распахнулся, клыки оказались длинными, острыми, белыми.

– А ну пошла отсюда! – уже менее уверенно потребовала Вольяна, сжав кулаки.

Тварь наскочила, не дав моргнуть. Раз – и Вольяна рухнула, и горло сжали ледяные руки, и грудь будто камень придавил. Призрак склонилась, дохнула гарью и пеплом:

– С-сама пошла. – Голос был странный, будто не один, а три разом. И снова тройная вспышка, глаза – багрянец, золото, синева…

– Кто ты? – прохрипела Вольяна, задыхаясь.

– Прочь от них! – Тварь кто-то сбил, раздался грохот.

Это был Бессчастный. Он ухватил призрака за волосы, но лишь на миг.

Ша-и-аш! Ша-и-аш!

Незнакомка взмыла. Раскинула руки, страшно закричала, и ветер швырнул Бессчастного на Вольяну, обоих – в угол. Еще порыв – и в воздух подбросило клетку с Грозой Морей.

– Вас-с – не трону, – бросила тварь, мерцая глазами. Высокомерно скривилась. – А вот он обещ-щал мне свое тело. Пора.

Вольяна шатко поднялась, ловя взгляд пирата. Он словно покорился: сидел в углу, как бабочка в банке. Молчал. Вольяна увидела, как Бессчастный тащит с пояса серп, гадает, что делать… и не знает. Но не уступит. Не по чести: страж – не только тюремщик, он и защитник. И она, капитан, тоже?..

– Стой! – не смолчала. Вышла вперед, задрала голову. – Стой, стой, не спеши, ты… – В голове было пусто. Как торговаться? – Ты женщина! Зачем тебе его тело? Мужское! Фу!

Боже, что городит! Бессчастный уставился изумленно, даже приподнявший голову пират растерялся. Зато призрак заинтересованно сощурилась, чуть спустилась. Ветер все выл, но хоть уже не хлестал, тоже притих.

– Ты мне не подойдеш-шь, – бросила она, потянув носом. – Только чародей выдержит.

– А… а… – заспешила Вольяна. – Ты хоть кто, скажи? Я придумаю, как тебе помочь!

На нее посмотрели с сомнением, с насмешкой, но черные губы все же разомкнулись снова и изрекли то, от чего застыла кровь:

– Ветреница. Царь-Девица. Было нас-с три, но пепла хватило на одну. Так и живу.

Царь-Девица… О боги. Проклятый призрак Трех Цариц.

Вольяна знала эту жестокую легенду. О мире, где континент-полумесяц был еще Шестью Царствами. Где правили Три Царя и Три Царицы, где все было хорошо, пока однажды из моря на востоке не поднялся Буян. И начались в Царствах бури, морозы и неурожаи. И пришел с Буяна юноша, сказавший, что он – островной король, а эти беды – его кручина, ведь он совсем один. И рассказал, как его утешить: отдать ему в подданные всего-то каждого седьмого ребенка от десяти до семнадцати весен.

Цари, хотя юноша поднял из моря армию мертвых витязей, сказали: будем воевать, не отдадим. Царицы поначалу согласились, но видя, что враг сильнее, а на континенте все голоднее и холоднее, передумали. Альбатрос получил бродяжек. Потом сирот. Потом – маленьких преступников. Потом тайно стали вывозить детей и из земель Царей. И вот набрали. Король обратил витязей в пену, наделил подданных чарами, богатством – и затворился на острове. Настал мир. Но озлобленные, уязвленные, Цари скоро свергли Цариц. Забрали их земли, сожгли их самих. С тех пор женщины и потеряли волю. С тех пор богам и молились, чтобы Враг Не Пришел.

Хотя Враг и не приходил ни разу. К Врагу даже обращались за помощью. Как сейчас.

– Что думаешь… – Вольяна облизнула губы, дрожа, – насчет механического