Небо будет теперь его крышей,

А трава теперь будет – кровать.

Его куклы другие просили:

"Не глупи и оставь всё, как есть.

Без того нас жестоко всех били,

За побег будет крепкая месть…"

Он сбежал, лишь луна вышла в небо,

Он, как сыщик, искал её след.

Без воды кукла может, без хлеба,

Но без взгляда того – больше нет.

Он от устали часто так дышит,

Не дыша до того никогда.

Она рядом: он знает, он слышит,

Привела к её дому звезда.

Он стучал, и в груди что-то сжалось.

Она вышла к нему на порог

И жестоко над ним рассмеялась –

Он удар пережить тот не смог.

Он был куклой, и сердце забилось,

А теперь перестало стучать.

Кукле больше она не приснилась:

Крыша – небо, трава ей – кровать.

Где-то дальше, у самых окраин

На траве кукла словно спала.

Там нашёл разозлённый хозяин

Куклу, что лишь недавно жила…

Не была та история редкой,

И сердца, чем хрусталь, чаще бьют.

Он безжизненной марионеткой

За кулисой нашёл свой приют.

Приоткрытые ставни от ветра порою стучат,

И падают листья в трубу от печи, что остыла.

В гостиной часы у стены очень долго молчат.

О доме о том даже время, и то, позабыло.

Сюда заходили охотники, гончие псы,

Что правда, последним чуть чаще сбежать удавалось.

Уж много веков, как умолкли в гостиной часы,

Как раз в тот момент, как хозяина жизнь оборвалась.

Не тронуты стрелки, не тронут и сам циферблат,

Застыли на пятом часу и четвёртой минуте.

Касается красным лучом вечерами закат,

Пугая случайных гостей в этом доме до жути.

Бурьян во дворе, а внутри разложенье и грязь,

Хоть в прежнее время сверкало повсюду убранство.

Какая же между часами и смертью есть связь?

Неведомы тайны о времени, тайны пространства.

На пятом часу и четвёртой минуте стих звук,

Умолкли часы вслед за тем, как умолкло дыханье.

Разбился бокал, выпадая из замерших рук,

И жизнь пролетела за миг, угасая в сознанье.

Никто не узнал, не увидел, что было тогда,

Хозяин очнулся другим, но в груди не стучало.

Изгнали назад его душу с Большого суда -

Как прежде, покоя она уже больше не знала.

Забытый тот дом утопал в непотребстве и зле,

Часы говорили о том, что назад нет дороги.

Хозяин остыл, но всё так же не предан земле,

По дому, однако, всё так же несли его ноги.

Заблудший глупец, что укрыться в стенах тех хотел,

Как муха, легко попадался в такой паутине.

Вся выпита кровь из забытых, безжизненных тел…

Сбежать удавалось оттуда порой только псине.

Взглянув на часы, вспоминал он тот самый отсчёт,

Как проклят давно жить без жизни в безвременной смуте:

Столетья минули, а он, как и раньше, живёт,

Хоть умер на пятом часу и четвёртой минуте.

Старинный дом пустой сносили,

Ровняли высохший цветник.

И чудом лишь не зацепили

В шкатулке спрятанный дневник.

Навес берёг все эти годы –

Стеклянный замок для цветов –

От снега, ветра, непогоды

В плену непрожитых веков.

Шкатулку вскрыли всей бригадой,

Увидев кожаный блокнот.

И всех овеяло прохладой,

Холодный обдувая пот.

Парфюма тонкий, ветхий запах,

И тут же едко: сырость, прель.

И чувство: зверь на мягких лапах

Там за спиною выбрал цель.

И в трепетном благоговенье

Касались неживых листов.

Вдруг жизнь вселилась в то мгновенье

В саду из умерших цветов.

Слова звучали, словно песня:

"Ну здравствуй, милый мой дневник.

Мне говорили: жизнь – чудесна,

Чего же взгляд мой так поник?

Ох, ты всё знаешь, непременно…

Хотя откуда тебе знать?

Я расскажу всё откровенно,

Мне и осталось что – писать…

Лишь солнце пряталось за лесом,

И наступала темнота,

С волнением и интересом

Бегу в знакомые места,

Где он со мной – простой, хороший,

Незнатен вовсе, небогат.

И я в душе с такою ношей:

Я знаю точно – разлучат…