Прекрасные, мрачные, старые замки,
Забытые книги, покрытые пылью,
В конверте письмо с пожелтевшею былью,
Стоит пианино, что всеми забыто:
Покручены клавиши, как от артрита.
Истлевшее платье невесты когда-то
Столь трепетно мужем с нее было снято –
Лежит в сундуке под прогнившей кроватью,
А призрак невесты тоскует по платью.
Разбитый бокал, что уже не наполнят,
Но нежный хрусталь вкус вина еще помнит.
Паркет, на котором кружились все в танце,
Уже не блеснет никогда в былом глянце.
Разрушенный домик с готическим садом.
Давно не флиртуют здесь за променадом.
Здесь все поросло дикой розой с шипами,
И эхо из прошлого слышно ночами.
Покрыты туманом надгробные плиты,
А те, что под ними, сто лет, как забыты.
Мистический след здесь увидеть боимся,
Но, что очень странно – к тому и стремимся.
Ведь нас неизвестность влечет и пугает,
И здравого смысла границы стирает.
Однажды и наше потертое фото
Послужит для прошлого точкой отсчета.
***
Незрима для глаз, продуваема ветром,
Веками бредет по земле метр за метром.
Заблудшей душе больше нету покоя –
Ей выпала роль внемирского изгоя.
Босыми ногами… Песок и щебенка…
А помнит одно – потеряла ребенка.
Забрали, украли. И жизни лишили,
А душу, как в клетке, внизу заточили.
И к небу она даже взор не поднимет:
Отчаянно ждет, что найдет и обнимет.
Но время – коварная, страшная штука –
Из памяти лица стирает разлука.
В груди пустота заболела и сжалась:
Пускай от нее лишь душа и осталась,
Горячие камни ногами остудит,
Но все же глаза те она не забудет.
Незрима для глаз, равнодушная к небу,
К любви или к злобе, к воде или к хлебу.
В потрепанном, призрачном платье прозрачном,
Отчаявшись, бродит угрюмо и мрачно.
Но вот перед нею – глаза голубые:
До боли знакомы, до боли родные.
В ногах неживых подкосились колени.
И солнце светило, но не было тени.
Малышка так странно смотрела куда-то.
В руке ладонь матери была зажата,
Другая ручонка вперед потянулась
И кажется даже чего-то коснулась.
Не детском лице растянулась улыбка.
"Неужто – нашла?! Невозможна ошибка!
Глаза так похожи. Она меня видит…
Тебя никогда и никто не обидит!"
Но мама, что ручку ребенка держала,
Понять не могла, что же дочь увидала.
А прям перед нею с босыми ногами
Стояла душа, умываясь слезами.
Как знать, может быть отыскала потомка
Того, что когда-то украли, ребенка?
Но эти глаза… Как бездонное море,
Сквозь пропасть веков перекрыли все горе.
Незрима для глаз, кроме этих, что рядом –
Они растопили любовь своим взглядом.
Веками найти не случалось обитель,
Теперь же душа эта – ангел-хранитель.
***
Он был куклой: живой, но без сердца,
Он играл на потеху людей:
Танцевать, падать навзничь, вертеться,
Быть артистом различных ролей.
Не умел никогда строить планы,
Он о будущем вовсе не знал,
Не манили далёкие страны,
Блеск огней, отраженье зеркал.
Сердце зрителям вовсе не важно,
Даже если его совсем нет.
Без печали, без счастья – не страшно –
Так на сцене он жил много лет.
Но однажды почувствовал что-то:
Ниже сцены, там – в третьем ряду.
За спиною сфальшивила нота.
Он играл, словно в пьяном бреду.
Злой хозяин стоял за кулисой,
Видя странную эту игру:
Он на сцене с такой же актрисой
Ей шепнул: "Ещё миг – и умру".
Завершился спектакль на сцене,
Даже тот третий ряд опустел.
Уличил злой хозяин в измене –
Лицедей сказать слова не смел.
Он – лишь кукла, но в памяти живы
Те улыбка и пламенный взгляд.
Ярче блеска играющей дивы:
Место ближе к стене, третий ряд.
Чувства куклы впервые коснулись,
Облилось что-то кровью в груди.
Дни годами бесцельно тянулись,
Но теперь – свет горит впереди.
Он хозяина вовсе не слышал,
Он хотел из театра сбежать.