Воспоминания об этом приходят внезапно и буквально вспарывают сознание. Вот почему я так боялась Рагнара… он просто приезжий захватчик, который прибрал к рукам не только наше Мраколесье, но и меня.
Я физически чувствую, как бледнеет моё лицо, как холодеют кончики пальцев. Рагнар замечает это и ухмыляется, понимая всё по-своему:
– Я лишу твоего любовника всего одной руки, Анна. Не переживай. Я же не изверг какой-то. Хотя может быть ещё одного глаза. За то, что он смотрел на то, что принадлежит мне. Убивать не буду. Будете жить долго и счастливо, не сомневайся. Я милостив.
– Нет никакого любовника, это твой ребёнок, – отрывисто бросаю я.
– Напомнить, что делают со старыми девами в здешних местах? Твои прекрасные волосы остригут, – бывший жених склоняется ко мне и мимолётно касается пальцами пушистых вьющихся локонов, заправляя их за ухо. – Украшения отнимут, как и нарядные платья. А ещё обяжут работать в полях или на фабрике. Прислуживать в храме Морены. И тебе придётся это делать, чтобы выжить.
Волосы жалко, а вот на украшения и платья плевать. Работы я не боюсь. Где угодно лучше, чем рядом с ним.
– Справлюсь, – я подаюсь назад, рывком распахиваю дверцу кареты и забираюсь внутрь.
Мы трогаемся, и я с облегчением откидываюсь на спинку, обитую зелёным бархатом.
Сестра сидит напротив меня с поджатыми губами и гневным румянцем на щеках. Она явно хочет мне что-то сказать.
5. Глава 2.2
– Мне не нравится, как ты разговариваешь с военачальником, – хмурится Милава. – Раньше ты такой дерзкой не была.
– А тебе нравится, как он поступает со мной? Даже не хочет выслушать и верит всем, кроме меня.
– Ми-и-илая, – тянет она слащавым голосом и натягивает на лицо дружелюбную улыбку. – Матушка сказала, лекарь приносил «сердце матери». Оно не может лгать.
– Кто сказал, что не может лгать?
– Это… все знают, – Милава слегка запинается и пожимает плечами. – Это же лекарская магия.
Магия… почему так непривычно слышать это слово? И даже знать, что магия существует непривычно.
Мы покидаем территорию особняка, и я слегка приоткрываю окошко. Широкая дорога заканчивается, и мы выезжаем на узкую улочку, кое-где покрытую наледью. Ветер свистит в переулках, обжигает щёки холодом.
Большинство домов, которые я вижу, сложены из чёрного базальта или тёмного дерева, обработанного смолой. Видимо, чтобы выдерживать сырость и холод. Покатые крыши, на которых дымятся трубы, сделаны из тяжёлого черепичного покрытия. Узкие окна защищены массивными ставнями с вырезанными защитными символами – рунами и оберегами от злых духов Нави.
Кое-где я вижу дома, двери которых украшены резьбой по дереву. Но резьба выглядят вовсе не красивой, а скорее зловещей: острые линии, фигуры волков и прочих зверей, сцены из древних легенд.
Торговые лавки выглядят неприметно – низкие деревянные строения с навесами, защищающими товары от ветра.
Неужели я правда прожила здесь всю жизнь? Мир будто чужой. Мне хочется солнца и ярких красок, а вокруг серость и холод.
– Я странно себя чувствую, – делюсь я. – Всё вокруг какое-то другое. Скажи, почему мы едем на карете, а не на машине?
– Что ты сказала? Ма-ши-не? – повторяет по слогам Милава. – О чём ты вообще, Анна?
– Я и сама не знаю о чём, – растерянно отвечаю я.
Неужели я так сильно перенервничала, и от этого у меня едет крыша? Надо бы скорее прийти в себя, потому что сейчас нужно быть во всеоружии.
– Знаешь, я тебя не осуждаю, – вдруг произносит Милава. – Понимаю, почему ты так поступила.
Я поворачиваю голову и встречаюсь глазами с сестрой.