Внутри болезненно вибрирует тревога. Она всё нарастает по мере нашего приближения к воротам. Я понимаю – из земель безмужних так просто не уйти.

Я ведь всё равно носила в себе мысль, что, если уж совсем станет худо, я смогу сбежать и где-нибудь скрыться, пока меня не перестанут искать. Но сейчас этот крохотный шанс на отступление разбивается на сотни маленьких осколков.

Именно в этот момент деревянные ворота отворяются, и мы въезжаем внутрь. За нами закрывают стражники в тёмно-серой форме.

Повсюду в посёлке – так я называю про себя земли безмужних – деревянные домики, потемневшие от времени и сырости. Они низкие, с крутыми крышами, покрытыми соломой и мхом. Некоторые домики обнесены покосившимся плетнем, а некоторые хлипким низким деревянным забором. Но объединяет их одно – на всех ограждениях висят защитные куклы и обереги из костей и сухих трав.

– Лира Анна, – зовёт меня Добромир, в его голосе я слышу едва заметное волнение.

– А? – отворачиваюсь от окна и вопросительно смотрю на послушника.

– Когда Верховная наставница предложит вам выбор: работать на фабрике, в поле на границе, или в храме, буду рад, если вы выберете храм. Платят гораздо меньше, идти пешком от вашего дома далеко, но кормят вкусно, и я распоряжусь, чтобы вам давали еды, которую можно взять домой.

– Спасибо за совет, – натянуто улыбаюсь я.

Будут давать мне еды домой? Тут даже с пропитанием проблемы? Хотя, судя по общему состоянию посёлка, неудивительно. Тревога внутри набирает обороты.

– А ещё я смогу вас обучить несложной работе, будете трудиться в тепле, и, главное, без рисков для не рождённого ребёнка.

– А какие могут быть риски?

Добромир неловко пожимает плечами. Кажется, он хочет что-то сказать, но не решается. В итоге всё-таки выдавливает, мучительно улыбаясь:

– На фабрике не слишком чистый воздух. Может быть выкидыш, уже были… кх-м… кх-м…

Он заходится в притворном кашле и отворачивается к окну.

– Были что? Что вы хотели сказать? У женщин были выкидыши?

Добромир лишь снова пожимает плечами и отворачивается к окну.

Безумие какое-то! Хотя, если переработка гибельников похожа на хлопковую, что неудивительно, что там ужасный воздух.

На хлопковых фабриках в прошлом люди часто болели легочными заболеваниями из-за тяжелых и неблагоприятных условий труда. Главной причиной была хлопковая пыль, которая в большом количестве скапливалась в воздухе производственных помещений. Здесь может быть похожий случай. Но откуда эта информация про фабрики в моей голове?

Хоть мне и претят мягкость и некоторое малодушие Добромира, я считаю, что должна его поблагодарить:

– Спасибо, что предупредили. Я учту всё, что вы мне рассказали.

– Хорошо, только если что, я вам не подсказывал, – натянуто усмехается он полушутя, но я вижу, что ждёт подтверждения, что я не выдам его.

Я сдержанно киваю. Неужели послушник правда чего-то боится? Или кого-то?

Остаток пути мы едем в неловком молчании. Зато я успеваю осмотреть посёлок и даже разглядеть фабрику вдалеке.

Когда карета останавливается, я не жду, пока послушник Добромир откроет мне дверь, а выбираюсь наружу сама. Не терпится увидеть мой новый дом.

Он стоит на небольшом пригорке. Слышится приглушённый расстоянием гул и стук – фабрика не так уж далеко. Воздух даже здесь кажется немного маслянистым и пропитанным пылью. Что же на самой фабрике? Лучше не проверять.

Мой домишко так же обнесён невысоким редким забором, на котором висят куклы-обереги. Сам он маленький и сделан из потемневшего от времени дерева.

Весь дом и двор пропитаны чувством заброшенности и безысходности. Тишина здесь гнетущая, нарушаемая лишь далёкими звуками фабрики, завыванием ветра и тихим ржанием коней. Вокруг всё дышит стылым холодом.