– Помните наш разговор?

– Конечно.

– У меня есть товарищ, занимается зрением членистоногих и ракообразных. Очень, кстати, интересная тема, но я не об этом – рассказал ему о вашей задачке, и он неожиданно предложил помочь. Говорит, что можно попробовать заснять вашу сетчатку, подсветив ее каким-то ультрафиолетовым лазером. Не волнуйтесь, это безопасно!

– Да я и не волнуюсь, – пожал плечами. – А что это даст?

– Как что? – удивился Сосновский. – Мы инструментально, так сказать, зафиксируем, что же видит ваш глаз. Сделаем это в полной темноте, так что если вы действительно воспринимаете тот мир, о котором рассказывали, то этим сможем насладиться и мы!

– Я думал, это к офтальмологам, потому и спросил, я же не ракообразное.

– Врачи, увы, не помогут. У них нет проблемы узнать, что видит пациент. Всегда можно просто спросить. А рака не спросишь. Точнее, спросить можно, но…

– Разве у раков глаза не по-другому устроены?

– Конечно, по-другому. Но рецепторы похожи, более того, они различают гораздо больше частот, чем наши. Просто мозгов не хватает этим счастьем пользоваться. Или не надо – вымирать они, похоже, не собираются. Честно говоря, я не в курсе, что там да как. Но коллега сказал, можно попробовать, и я ему вполне доверяю. Ну, что? Пробуем?

– Конечно!

– Переговорю сейчас и сброшу адрес и время.

– Жду.

Попрощались, и на некоторое время я вывалился из реальности. Какой-то день телефонных открытий нарисовался. Только охранник подарил надежду на избавление от непрошеного дара, как Сосновский невольно пригасил ее. Ведь если это дар, то его надо использовать, исследовать, по крайней мере, а не отбрасывать в ужасе от неведомого. Вот и решай, Степан, чего тебе больше хочется – быть как все или сыграть в избранного? Вековая мечта малолеток против счастья нормальной жизни – бой без правил!

Пиликнул телефон – пришла СМС от неизвестного номера. Опять Сосновский шифруется – чего это он? Посмотрел: времени навалом, ехать недалеко, правда, ближе к вечеру, когда москвичи и гости столицы традиционно переселяются из офисов и контор в самодвижущиеся коляски, плотно заполняющие любые свободные пространства города. Мне, впрочем, ехать «против шерсти» – то есть в центр, так что можно надеяться, отделаюсь легким испугом.

В назначенное время такси высадило в нешироком переулке, образованном изгибом старой московской двух- и трехэтажной застройки. Еще не стемнело, в небе куролесила перемежающаяся разными оттенками дождливая серость, но в нешироком овраге старой улочки уже воцарились сумерки. Сразу увидел Сосновского, стоявшего в компании высокого и худого парня примерно моего возраста, и почувствовал изрядное облегчение – отзвониться ему, если бы мы разминулись, по неопределяемому номеру было невозможно, пришлось бы дергать Василия. Подошел, поздоровались.

– Знакомьтесь, Степан. Это Кирилл. Собирается засветить вам в глаз, как договаривались.

– Здравствуйте, – я пожал руки. – Не надо мне в глаз. Несогласный я на такое.

– Степан, – коллега Сосновского лишь криво ухмыльнулся моей шутке, – а что здесь? Что вы тут видите?

Я его понял:

– Перекресток двух улиц. Я далеко не вижу. Вижу угол дома и мостовую – она тут выше нашей. Один проход почти вдоль этого переулка, другой, видимо, туда куда-то, – я махнул рукой в направлении уютного ухоженного скверика за чугунной оградой, ограждавшего старинного вида крыльцо в глубине.

– В лабораторию?

– Не понял, – всмотрелся в лицо Кирилла.

– Там моя лаборатория, – пояснил он и гостеприимно толкнул скрипнувшую тяжелую калитку, приглашая проходить.