– Чего умолк? – мне почудилась насмешка в его голосе.

– Думаю, зачем мне это делать?

На этот раз Петрович хмыкнул вполне явственно:

– Чего думать? Ты же хочешь узнать про засветку?

Я сбросил ноги с подоконника, зачем-то встал, сделал несколько шагов по тесной комнате, уперся в разложенную кровать, тут же опустился на нее.

– Игорь Петрович, очевидно, вы видите какую-то связь между моим заболеванием и теми проблемами с аппаратурой. Если бы вы пояснили, мне было бы проще решиться. Вы же понимаете, здоровье – вещь весьма деликатная.

– Это правда! – он охотно согласился. – Деликатная. Ну так что? Что решил?

– Но вы так и не ответили на мой вопрос!

Вновь повисла пауза, но на этот раз я не успел, опять первым заговорил собеседник:

– Степан, я сейчас живу на даче. Это всего девяносто километров от Москвы. Тут хорошо! Лес, поле, озеро неподалеку. Приезжай! Поговорим.

– Спасибо, конечно, за приглашение, но откажусь. Работа.

Петрович, похоже, ждал такого ответа:

– А если я скажу, что тут никого и ничего нет? Что «там» – вообще поля, даже леса нет. Представляешь? Ни людей, ни деревьев, только трава торчит местами, и то не везде. Курорт!

Вот это он снова – в точку. Никаких сомнений – знает! Человек, который не переживал моих видений, никогда не поймет смысл этих слов! Подумает небось: озабоченный пенсионер коварно соблазняет приглянувшегося парнишку – неспроста же он так ловко дал мое описание – отдохнуть на уединенной даче! Берегись, Стёпка! Если бы не одно слово: «там».

– Что, прям никто не ходит? Ни одного человека, машины, дерева? – поинтересовался.

– Именно.

– Точно, курорт, – согласился теперь я.

Замолчали. Очевидно, замаскированные символы сработали. Очень странно – ощущать близким себе человека, которого не то что не видел, но с которым даже никогда не разговаривал до этого момента. И еще – убежденность, что я нормален, до того робкая и несмелая, наконец обрела железобетонную крепость.

Молчание прервал коварный пылесос, подкравшийся и ткнувший меня упругим лбом по лодыжке. Я торопливо перепрыгнул через электронную прислугу и забежал на кухню.

– Вы поэтому и сбежали туда? И с работы ушли?

– Ну да! Я бывший военный. Ранение у меня старое – комиссовали еще три года назад. Давно хотел уйти, но неудобно было – вроде молодой, а уже пенсионер. Помню, пришел зачем-то в пенсионный, а меня охрана на входе не пускает – куда, мол, прешь, тут очередь для стариков! А тут такая хрень! Я и совместил приятное с полезным.

– Понятно. Я тоже вроде убежища нашел. Квартира на третьем этаже – никаких зданий, деревьев, тем более травы, как у вас, только птицы да дождь. Но пенсии мне по молодости не положено. Разве что если инвалидность оформят. Но это вряд ли. Я программист, у меня с работой полный порядок, – помолчал, добавил: – Вы как? Совсем никуда не выбираетесь?

– Почему? Уже считай больше года прошло – выветрилось все.

– Не понял! Что выветрилось?

– Как что?! – Петрович, похоже, удивился. – Это самое!

Я осторожно, боясь спугнуть, спросил:

– Так у вас, что, прошла вся эта хрень?

– Ну да. Где-то месяца три прям жесть была. А потом вроде потускнело. Знаешь, как будто просвечивать начало. Еще месяц – и вообще одни тени остались. А сейчас я уж прижился тут – не вернусь в город, хотя и не вижу ничего. Работу в поселке нашел – красота!

– Блин! У меня скоро год! Все по-прежнему.

– Да ладно! Присмотрись. Не просвечивает, что ли?

Я задумался. Вспомнились кроссовки, что желтели сквозь чужую мостовую. Было ли такое раньше? Вроде не помню. Неужели проходит?! Сердце екнуло.