– Тук-тук, у вас все дома? – осведомился он и заглянул внутрь.
Судьи в комнате не оказалось. В главной комнате прибирался худощавый, кривой на один глаз слуга в драном халате. Судя по его виду, ему мало что перепадало со стола судьи-обжоры.
– Что вам угодно, почтеннейший? – с уважением спросил слуга, держа в руках пустые блюда и глядя на богатую саблю, торчащую у Синдбада из-под халата.
– Нам угодно видеть почтенного Икрам-бея, – сказал Синдбад, гордо вскинув подбородок.
– Хозяин изволит спать, – извиняющимся тоном произнес слуга.
– Как жаль… А я ему деньги принес.
Синдбад вытащил из-под халата кошель и подбросил его на ладони. Глухо звякнули монеты.
– Деньги? – спохватился слуга, словно завороженный глядя на тугой увесистый кошелек. – Я немедленно доложу хозяину, что его ожидают.
Слуга сиганул в боковую дверь, и через пару минут в комнату вошел сам судья. Он был в нижних штанах и рубахе, а поверх них, зевая, натягивал на ходу халат.
– Слуга что-то сказал о деньгах, – произнес судья, проходя к курпачам и опускаясь на них.
– Он сказал правду! – выпалил Синдбад, сделал два шага вперед, вытянулся «во фрунт» и протянул судье кошель. – Я от почтенного Махмуд-ако.
– От чайханщика? Хорошо, – облизнулся судья и милостиво принял кошель. – Очень хорошо!
Синдбад отступил назад и кивнул.
– А не тот ли ты работник Махмуда, что славен на весь город непримиримой ненавистью к разбойникам и плутам?
– Это есть я, – важно сказал Синдбад и вновь дернул подбородком.
– Наслышан, наслышан, – удовлетворенно дернул подбородком судья, взвешивая кошель в руке и никак не решаясь раскрыть его.
– Я могу идти, ваше благородие? – спросил Синдбад.
– Да-да, – рассеянно произнес судья, размышляя над странным обращением, которого он до того никогда в жизни не слыхивал. – Нет, постой! Сначала я должен сосчитать деньги.
Синдбад пожал плечами и замер в расслабленной позе, выжидающе постукивая кончиками пальцев по рукоятке сабли.
Икрам-бей развязал кошель, высыпал на пол перед собой золотые монеты и взялся пересчитывать их, шевеля губами.
– Одной не хватает, – наконец произнес он, подозрительно уставившись на Синдбада.
– Я доложу Махмуд-ако о досадном недоразумении. Вероятно, он ошибся, когда складывал их в кошелек.
Если честно, Синдбад сам не верил в то, что говорил. Чайханщик нарочно мог не доложить одной монеты, в надежде, что судья не будет их пересчитывать. Или того хуже, решил подставить Синдбада… Ну что стоило пересчитать монеты еще в чайхане!
Дело в том, что чайханщик только вчера заплатил Синдбаду за работу оговоренную плату – один золотой, и конечно же видел, как Синдбад убрал монету в задний карман брюк.
– А не ты ли спер недостающую монету? – прищурился Икрам-бей.
– Что вы? Как можно, почтенный Икрам-бей? – возмутился Синдбад, изобразив на лице величайшее удивление, помноженное на недоумение. Последний и наихудший из вариантов обрел силу.
– Ах ты, змея, пригретая нашим уважаемым чайханщиком Махмудом, – погрозил пальцем судья, сгребая с пола монеты. – Украл монету и решил оболгать своего несчастного хозяина?!
– Я? – праведно возмутился Синдбад. – Да я в жизни чужого не брал!
– Врешь! Стража! – гаркнул судья, ссыпая монеты обратно в кошель и засовывая его себе за пазуху от греха подальше.
В комнату вбежали двое стражников с саблями и замерли у дверей в ожидании приказа.
– Взять нечестивца, – приказал Икрам-бей, – и проверить его карманы!
Стражники мгновенно вцепились в Синдбада, словно голодные собаки в кусок мяса, стальной хваткой сжав его запястья.