– Вы совершаете ошибку, – сделал последнюю попытку Синдбад, спокойно стоя перед судьей. – Вас потом измучает совесть.
– Э, совесть! – отмахнулся судья. – Мулла мой большой друг, как-нибудь вымолю прощение. Обыщите его!
– А-а! – вскрикнул Синдбад, выкручивая руки, затем подался назад и резко свел руки вновь.
Стражники, явно не привыкшие к серьезному сопротивлению обвиняемых, гулко столкнулись лбами и осели на пол, закатив глаза. Синдбад перешагнул через них и склонился над перепуганным судьей. Икрам-бей сжался, закрывшись рукой, губы его мелко задрожали.
– Вы ошиблись, уважаемый Икрам-бей! Я не брал этих денег, – раздельно произнес Синдбад.
– Не брал, не брал, – согласно закивал судья. – Я ошибся! Ты можешь идти.
– Э, нет. Что полагается по шариату за оговор?
– Один золотой! – выпалил, не задумываясь, судья, словно отличник на уроке, и запоздало прихлопнул рот пухлой ладошкой.
– Давай золотой, – протянул руку Синдбад.
– Штраф обычно получает судья, – нашелся Икрам-бей. – Твой золотой зачтен в счет долга нечестивца Махмуда. Ты свободен!
Синдбад поразился наглости и находчивости судьи, но русская душа требовала отмщения. Пожевав губами и не придумав ничего другого, Синдбад плюнул. Плевок угодил в глаз жадному судье, а молодой человек засунул руки в карманы брюк, развернулся и направился к выходу.
– Это сдача, – бросил он через плечо.
– Ну, погоди, отрыжка шайтана, – прошипел судья, стирая плевок с лица рукавом, и погрозил кулаком. – Я еще с тобой расквитаюсь!
Глава 3. Амаль
Синдбад вернулся в чайхану злой до невозможности. Горя праведной местью, он взлетел по ступенькам и обшарил глазами пустое помещение. Дверь в кухню была распахнута настежь, внутри никого не было видно. В комнате Махмуда тоже, вроде бы, никого: дверь прикрыта наполовину, но через широкую щель видна большая часть комнатушки, и спрятаться там особо негде.
Из рукомойника тихонько капала вода. Сорвавшись из-под потолка, над головой пронеслась ласточка. Из-за ближайшего топчана вырулил приблудный полосатый кот, заурчал и потерся об ноги Синдбада, выклянчивая подачку.
– Хозяин? – ласково позвал Синдбад, упирая кулаки в бока. – Ты где? Выходи-и.
Тишина. Потом еле слышно скрипнула половица.
Синдбад порывисто обернулся на звук. Скрип явно донесся из комнаты хозяина, где была устроена вторая дверь, ведущая в сад позади дома.
– Я иду, – елейным голоском сказал Синдбад и направился на цыпочках в комнату.
Там что-то загремело, гулко бухнуло, а затем послышалось тихое кряхтение. Видимо, перепуганный чайханщик зацепился больными ногами за что-то металлическое и опрокинул его. Синдбад влетел в комнату Махмуда, с грохотом распахнув дверь, и остановился на пороге.
Чайханщик лежал на полу у самой двери в сад, совершая безуспешные попытки подняться с пола – сильно же ему досталось от палача. Рядом с чайханщиком валялся огромный казан, что раньше был прислонен к стене у самой двери.
– Чего же ты спрятался, хозяин? В прядки хочешь поиграть?
– Ты? Уф-ф, а я уж думал…
Махмуд сел. В его расширенных глазах таился неподдельный ужас.
– Воры? – уточнил Синдбад, медленно приближаясь к чайханщику. – Нет, все гораздо хуже.
Махмуд поспешно отполз в угол комнаты и сжался.
– Хуже? – переспросил он, бледнея.
– Гораздо хуже: злой я!
– Синдбад, дорогой! Ты, верно, шутишь?
– Разумеется, я ведь похож на балаганного шута?
– Нет, нет, – замахал руками Махмуд. – Что ты! Ты все неверно понял.
– Тогда объясни! – потребовал Синдбад, нависая своими двумя метрами над вконец перетрусившим чайханщиком.