– О-бал-деть, – повторил по слогам эмир, недослушав. – Красиво. Надо запомнить.

– Да на здоровье! – хмыкнул Синдбад, поднимая пиалу. – Выпьем же!

Они чокнулись с Сорви-головой и выпили.

– А-а… чего оно молчит? – спросил эмир, который уже успел ощупать, повертеть в руках, потрясти и даже обнюхать зеркало – разве что на зуб еще не попробовал.

– Э-э, уважаемый Нури! – жуя кусок мяса, сказал Сорви-голова. – Там в сундуке… эта… ин… инс… Вот шайтан, как же ее?

– Инструкция, – подсказал Синдбад, закидывая в рот пригоршню миндаля. Он уже вполне освоился в присутствии столь знатных особ и не ощущал ни малейшего дискомфорта.

– Во, точно! Ин-срун-ция. И не выговоришь!

Эмир порылся в ларце и вытащил из-под подушечки свернутый вдвое листок пергамента. Развернув лист, он покрутил его перед глазами так и эдак, отодвинул подальше от себя и прищурился.

– Ничего не понимаем, здесь не по-арабски! Что здесь написано?

– Конечно, не по-арабски, – подтвердил Сорви-голова. – Я же приобрел его в одной дикой северной стране, где бродят медведи и вечно царит лютый холод.

– Постойте, как вы сказали? Медведи? – Синдбад с сомнением уставился на Сорви-голову. – А ну-ка, дайте я посмотрю, – протянул он руку, предварительно отерев жирные пальцы о белоснежную скатерть тонкой работы.

– Э-э, оборванец, что ты смыслишь в грамоте! – с презрением в голосе бросил эмир, отодвигая руку с пергаментом.

– Тогда читайте сами, раз такие умные.

Синдбад возмущенно скосил нижнюю челюсть и сам налил себе и Сорви-голове вина.

– Ладно, на, – подумав, согласился эмир.

– Не надо.

– На, говорим! Упрашивать еще тебя, оборванца. И вина нам налей!

– Да на здоровье, – буркнул Синдбад, налив и эмиру, но меньше половины пиалы. Потом поставил кувшин и взял пергамент из толстых пальцев эмира. – Наоборот же надо, вот так.

Он перевернул лист и, хмуря брови, пробежал глазами по строчкам, вчитываясь в непривычное глазу написание букв.

– Что же там написано? – нетерпеливо поерзал эмир.

– Не торопите меня, почтеннейший!.. Ага! Значит, так: «Сей чудный прибор, изготовленный знаменитым мастеровым умельцем Данилой…»

– Постой, постой. Что такое «при-бор»? – уточнил эмир. Глаза его от выпитого уже немного косили.

– Прибор? – задумался Синдбад. – Как бы вам объяснить…

– Ты того… не умничай, – погрозил пальцем эмир. – Выискался, понимаешь…

– В общем, это такая сложная вещь, которую делают руками. Непонятно что у нее внутри, но она работает.

– Читай дальше, – отмахнулся эмир, ничего не поняв.

– В общем, здесь сказано, что нужно произнести фразу: «Свет мой, зеркальце-скажи, мне ответь и покажи».

Эмир подхватил с колен зеркало и, сбиваясь на каждом слове, произнес кодовую фразу. Язык его уже начинал заплетаться.

Зеркало, оставшись совершенно равнодушно к стараниям эмира, по-прежнему продолжало отражать красную, несколько отекшую, с бусинками пота физиономию великого эмира.

– Не работает, – пожаловался он. – Ах ты, мошенник! – замахнулся он зеркалом на Синдбада.

– Постойте! – спохватился тот. – Вот тут, ниже, сказано, что зеркало нужно настроить на язык говорящего.

– Так что же ты сразу не сказал, остолоп! – пуще прежнего разгневался Нури ибн Кабоб. – Говори, что нужно сделать?!

– Так. – Синдбад вел пальцем по строчкам с перечислением языков. – Вот! Арабский. Два раза нажать на правый второй сверху завиток, а затем три раза на третий слева.

– Два, три… Мы ничего не поняли, – уныло промямлил эмир.

– Э-э! Дайте сюда!

Синдбад вырвал из руки онемевшего от подобной наглости эмира зеркало и быстро проделал все необходимое. Затем вложил зеркало эмиру в растопыренные пальцы и с гордым видом налил себе еще вина.