Снег блестел в овалах фонарных огней, хрустел под ногами, люди улыбались, наслаждаясь тишиной и покоем.

Дедушка, одетый в шинель прошлого века, показывал кукольное представление на одной из троп. Я засмотрелась на тоненькую принцессу с густыми алыми волосами и её принца – темноволосого парня в чёрном костюме. Они ненавидели друг друга, но семьи заставили их сыграть свадьбу.

– Ты не торопишься? Время идёт, – раздалось над ухом. Неугомонный Хворь моей любви к прогулкам и уличным спектаклям явно не разделял. И не дал досмотреть, чем же кончится эта душераздирающая история.

Я поспешила выбрать самый яркий фонарь и эффектную изгородь. Снег контрастировал с чёрным пальто Давида, и фотографии получались почти чёрно-белыми, если не считать покрасневшего носа парня и синеющей шишки на лбу.

– Может, тебе помощь нужна? Или консультация? – уточнила между кадрами. Мне надо было отвлечь его, чтобы парень немного расслабился и не застывал истуканом.

Но Хворь отнекивался:

– Не надо ничего.

– А часто у тебя такое случается?

– Какое?

– Ну…

Ведёшь себя странно, шепчешься со стенами, психуешь…

– Мы же договорились, что ты не разговариваешь, – грубо одёрнул Давид. И его лицо стало ещё непробиваемее. Губы поджаты – прямо мраморные ступени Эрмитажа. Не подкопаешься, красиво, но лучше руками не трогать.

Ну да, договорились.

Но интересно же.

Хворь вдруг подошёл к одной из заколоченных статуй и замер, приложившись к деревянному гробу ухом. Спросил, зыркнув на меня очками:

– Слышишь? Да нет – бред какой-то. Не обращай внимания! – тут же отмахнулся и опять стал непробиваемо серьёзным.

Я три раза щёлкнула фотоаппаратом и на всякий случай прислушалась, но, кроме карканья ворон да беседы влюблённых, как раз проходящих мимо, ничего не уловила. А Давид всё тёрся возле заколоченной статуи, шептал что-то неразборчивое.

От этого фотографии выходи́ли загадочные, с налётом поэзии и питерской болезненности.

Я же хотела чего-то более позитивного:

– Может, попробуешь улыбнуться? – попросила, просматривая кадры. Один утопичнее другого. – А, нет, лучше не надо! – поспешила остановить сверкающего брекетами старосту. Всё-таки Хворь такой Хворь. От его жутковатой улыбки разлетелись даже немногие оставшиеся голуби, а я стёрла последние фотки.

Уж больно страшные.

Давид спрятал руки в карманы, угрожающе оскалился прохожим и заявил, глядя мне в глаза:

– А завтра я принесу бумагу, подпишешь, что больше никаких обязательств мы друг к другу не имеем.

– Да, да, как договаривались, – я даже не слышала, что он требовал. Настолько его образ совпал наконец-то с моими ожиданиями. Вот оно!!! Бесконечность, помноженная на безысходность! Будто Давид живёт уже тысячу лет, невероятно устал от этого мира и вот-вот получил трон английского монаршества. Если б ещё не синяк этот… – А книгу возьмёшь? Встань боком, лучше полуспиной. Лучше вполоборота. И руку подними. А очки сними. А… – командовала, забыв, что на улице мороз под двадцать пять, а завтра на пары.

Я жила такими моментами.

Создавала собственный мир. Прекрасный и яркий, волшебный.

Подушечки пальцев жгло от напряжения. Я боялась пропустить малейшее изменение мимики Давида.

Хворь выдержал сорок минут. После развернулся, забрал вещи и ушёл.

Но я успела нафоткать на неделю вперёд. Мне даже жарко стало прыгать вокруг него с фотиком.

Ух-х-х-х, обработаю, шик будет!!!

Пролистала сделанные кадры. Мне показалось?

Быть не может.

9. ГЛАВА 9. Беспокойство

Давид Хворь

Давид ждал, что Карпов поймает его на улице, в туалете или раздевалке, но Стас впал в полный игнор.