Он не здоровался с ним и не отвечал в общем чате группы. На парах не просил списать и даже не подшучивал над просьбами подготовиться получше к грядущему докладу.

И это ожидание расправы давило даже сильнее, чем быстрый мордобой.

Но первым подходить к Стасу Давид не решился.

Зачем ворошить говно, если не воняет?

На практическую работу по управлению командой проекта дали неделю.

Хворь скинул Синицыной информацию по вопросу, накидал план и даже вызвался всё самостоятельно перепечатать и подготовить. Ире оставалось только прочитать, выучить к презентации и нарисовать пару схем, которые, если она очень занята, Давид тоже был готов взять на себя.

Таким образом он расплачивался за помощь Синицыной. Поняв, какой это шанс для него, Хворь даже обрадовался этому заданию. Про унизительную фотосессию он старался забыть, надеясь, что никто и никогда об этом не узнает.

Сначала Ира оживлённо обсуждала с Давидом материалы, переписывалась, настаивая, что сама составит графики, и Хворь даже подумал, что не такая уж она и неудачница.

А то, что приставала с фотографиями, – у всех свои замуты.

Вот ему лично слышался шёпот из-за заколоченных ящиков со статуями, а из фонтанов чудились выползающие щупальца. Гробы ныли и просили их освободить. Да такими гнусавыми и противными голосами, что сам бы Хворь точно не решился заглянуть внутрь.

Будем надеяться, Ира не заметила, как Давид вздрагивал иногда от этих просьб. Он, как обычно, игнорировал любые странности вокруг, стараясь ничем себя не выдать при Синицыной.

Но в понедельник Ира не явилась в институт. Перестала отвечать на сообщения и реагировать на звонки.

Весь день Хворь пытался достучаться до девушки. Мало ли, вдруг она провела чересчур бурные выходные. Но Карпов на пары пришёл и казался не сильно помятым. Он всё так же бросал на Давида злобные взгляды. И демонстративно презирал его.

Во вторник Хворь мыл руки и расчёсывался в два раза дольше обычного, из-за чего опоздал на первую пару. Он начал подозревать, что Синицына рассказала Карпову об инциденте в туалете. И именно поэтому не ходит на занятия. И как раз в это время, пока он просиживает жопу на философии, они вместе со Стасом строчат на Хворя донос в полицию. Ведь Ира так и не подписала договор о взаимном снятии обязательств. Да Хворь ещё его и не составил.

После занятий Давид даже прошёл два квартала в сторону улицы Маяковского. Но, заметив, что Карпов идёт за ним, быстро сменил направление движения, дошёл до Фонтанки и засмотрелся на бронзового Чижика-Пыжика. Ему казалось, что птичка шевелится и разговаривает.

Ну бред же.

Потом из маленького памятника «Чижику» полезло чёрное марево, раскрываясь вверх, ближе к толпе туристов уплотнилось, превратилось в огромный острый клюв и, проигнорировав гостей Питера, устремилось прямо к Давиду, нависнувшему над статуей. Хворь отпрянул, да так резко, что чуть не угодил под машину.

А вязкая пронырливая чернота обступила его и прошкварчала:

«Обречённый», – и тюкнула в голову клювом. В глазах потемнело. Паника накрыла с удвоенной силой. Если за ним следил Карпов, Давид спалился по полной программе. И от этого стало совсем мерзко. Зайн! Надо же такой мелочи, как птичка, испугаться!

Рожу попроще и не ссать.

Давид со злостью провёл по волосам, стряхивая усталость.

Пальцы нащупали что-то твёрдое.

Монета?

Откуда?

«На удачу», – проскрипело рядом, и монстр пополз обратно за парапет моста к холодной глади Фонтанки.

Давид выругался, сунул десятирублёвую монетку в карман, потому что выбрасывать на глазах у монстра посчитал опасным, сел в троллейбус и покатился домой.