Да, он явно ненормальный. Я с опаской посмотрела на лоб парня. Из рассечённой раны сочилась кровь.

Дверь туалета открылась и тут же с матом захлопнулась.

– Лучше нам свалить. Сейчас охрана прибежит, – предупредила я, размышляя, успеем ли мы выкурить ещё одну.

Хворь встал, поднял с пола пачку таблеток, валяющуюся возле толчка, высыпал всё в унитаз и смыл.

– Больная на всю голову, а вдруг я здесь без штанов кричал?! – бурчал он во время процесса.

– Так даже лучше было бы, а то я против наркотиков, – я следила за ним с возрастающим чувством тревоги. Вот кто бы знал, что староста шыряется.

– Это не наркота, это успокоительное, – он смял упаковку и выбросил.

– А-а-а, ага, а выглядит совсем как наркота.

– Я б её тогда не слил, – он переместился к раковине и начал умываться, забавно отфыркиваясь от воды. Долетевшие до меня капли были арктически холодными.

– Ну-ну! – я тоже поднялась. Заметив, что перепачкала ладони, развернулась осмотреть спину. Задница оказалась серой от грязи.

– Заходить в мужской туалет дамам неприлично.

– Зануда.

– Извращенка.

– Всё нормально? – я на самом деле за Хворя беспокоилась. Уж больно странно он себя вёл.

– Да, – коротко ответил он.

Давид явно пришёл в себя, смотреть стал осмысленно, но пока немного ошеломлённо, и выглядел отвратительно. Весь мокрый, перепачканный. А в глазах паника.

– А по тебе и не скажешь.

– Тогда чего спрашиваешь?

– Может, тебе помочь чем?

– Ага, помоги голову вымыть, – он стянул с себя рубашку и быстро протёр ей стену, пол и раковину.

Пока всё выглядело именно как заметание следов.

– Ты чего собрался делать?! – то есть я поняла, что он сейчас здесь мыться будет. Но это фигня какая-то. – Тебе к врачу надо!

– Я не пойду к врачу. И не могу вернуться домой в таком виде. Отец убьёт меня.

– Да ты сам себя убьёшь.

Хворь посмотрел так, что у меня краска с волос начала слезать. Я прям почувствовала, как седею.

Он точно наркоман. Поэтому и кровь вытирает, и таблетки спустил в унитаз.

Во что ты опять вляпалась, Синицына, со своей неуёмной страстью помочь ближним?!

– Может, ко мне? – предложила робко. А голос в подсознании верещал: «Сдай его ментам, сдай!».

Но, ёжики-уёжики, он мой одногруппник. И, наверное, не от хорошей жизни бесится. Или как раз из-за неё?

Серые глаза прожгли презрением. С таким выражением лица можно в суперагенты идти, противники сами дохнуть будут. От чувства стыда.

Хворь вытащил расчёску из рюкзака и попытался расчесаться. Понятное дело, вышло плохо. Тонкие руки двигались как изломанные палки, слегка хаотичными рывками.

Спина Хворя оказалась вся покрыта синяками. Одно ярко-фиолетовое пятно спускалось по его позвоночнику к намокшим брюкам. Штаны на старосте держались исключительно на честном слове и немного на бёдрах. Резинка трусов белела поверх ремня.

Его худоба прямо поражала. Не кормят его, что ли?

– Я на Маяковского живу. Недалеко тут, – пробормотал мой язык, пока мозг продумывал пути отступления и читал название бренда: «Кельвин Кляйн». Оу.

– Не надо. Я пойду.

– Погоди. Я тебя не могу так отпустить. А вдруг ты опять башкой о стены начнёшь биться? – спохватилась, понимая, что Хворь сейчас свалит.

Рубашку он выкинул в мусорку. Туда же полетели разбитые очки.

– Отстань от меня!!! – рыкнул парень.

Я отшатнулась, но попыток достучаться до него не оставила:

– Как же мы без старосты? Кто мне на мозжечок капать будет?

– Заткнись! – он ещё раз вымыл руки. Плеснул воды себе на спину.

Именно под крик Хворя в туалет зашёл охранник. Хмуро оглядел картину маслом.

Розовые, неумело размазанные разводы на стене и полу. Осколки стекла. Полуголый мокрый Хворь и я, прикуривающая вторую сигарету.