– Господи, пап, ты видел конец этой статьи?! – бушевал Сэнди.

– Видел, мой мальчик, – смущенно проворчал старик. – Но согласись, нет ничего удивительного в том, что они порылись в твоем прошлом и вытащили все, что могли, причем из всех, кто тебя когда-либо знал. В конце концов, Моргенштерн лауреат Нобелевской! Откуда им знать его подноготную? Вообще-то ты сам должен был им рассказать.

– И что? Это помогло бы? А кроме того, мне иногда кажется, что было бы лучше, если бы они кое до чего докопались без посторонней помощи. Но, наверное, даже пресса не всесильна.

– Послушай, все могло быть намного хуже.

– Да? Это как же?

– Взгляни на вещи с другой стороны, мой мальчик. Радуйся, что они не упомянули о Рошель.

– Да уж, – согласился Сэнди. – За это действительно надо благодарить Господа.

В начале третьей недели показатели крови во второй группе мышек, которых лечили по стэнфордской методике, внезапно резко улучшились.

Макс с Адамом не спешили делиться этой новостью – положительный результат мог оказаться неустойчивым. Но по прошествии двух суток стало ясно: иммунная система животных справилась с недугом.

Человеческая раковая опухоль оказалась побеждена в организме подопытных мышей, сыгравших роль суррогатных «пациентов».

Теперь у них появилась твердая уверенность в эффективности средства и в отношении самого пациента. Конечно, какой-то элемент сомнения сохранялся, поскольку полного цикла клинических испытаний, предусмотренных процедурами ФДА, этот препарат не проходил.

Зато у них имелось разрешение Белого дома.

Со всем великодушием, какое он всегда проявлял в отношении Адама, Макс Рудольф предоставил ему почетное право лично привезти в Вашингтон полученную сыворотку. Конечно, в вопросах научного знания и опыта Макс был непревзойден, но он счел, что возложение курьерских обязанностей на его лучшего ученика может сыграть психотерапевтическую роль.

От всех других учеников профессора Рудольфа Адама Куперсмита отличала необычайная сострадательность и почти истовое желание исцелять. Одной встречи с ним и сочувственного взгляда серо-зеленых глаз оказывалось достаточно, чтобы немедленно вселить в пациента надежду.

– Но, Макс, – попытался отбиться Адам, – разве нельзя отослать ее с тем же курьером, который привез нам кровь?

– Можно, – проворчал старик. – Только самая лучшая курьерская служба не в состоянии заметить в неиспытанном препарате признаков начинающейся токсической реакции.

– Тогда почему ты не сделаешь это сам?

– Я старый, измученный жизнью человек и не хочу оставлять Лиз одну, – ответил тот. – Скажи правду, ты боишься предстать пред очи власть имущих?

– Если честно – да.

– Ну так тем более ты должен поехать. Ты быстро убедишься, что они мало чем отличаются от обычных людей. – И с хитрой усмешкой добавил: – А некоторые им даже уступают.

Шагнув навстречу Адаму, сошедшему с трапа самолета в Национальном аэропорту Вашингтона, адмирал не скрывал своего удивления.

Долговязый гарвардский доктор нес в одной руке дорожную сумку, а в другой – нечто похожее на квадратный абажур с ручкой.

– Что это у вас?

– Сюрприз для больного, – застенчиво улыбнулся Адам. – Думаю, вы его тоже оцените.

– Еще какой-нибудь багаж у вас есть?

– Нет, я обычно путешествую налегке.

Пенроуз нагнул голову и проводил коллегу из Бостона к лимузину, дожидающемуся их на летном поле.

Ехали молча. Спустя несколько минут Адам бросил взгляд в окно и вдруг понял, что они находятся за городом: городские огни погасли.

– Послушайте, – смущенно проговорил он, – что происходит? Мы что, едем в Кэмп-Дэвид?