– Пожалуйста, госпожа, – одна из женщин подавала мне огромное пушистое полотенце.

Я нехотя встала, вышла из бадьи и позволила закутать себя. Сзади раздавался плеск воды и шорохи – другие две служанки занимались Реей.

Сняв с меня сорочку, женщины насухо вытерли тело и поднесли сухую одежду. Я напряглась: не хотелось надевать неизвестно чьё платье и бельё. Заметив мой взгляд, одна из женщин успокаивающе сообщила:

– Лорд покупал это у купцов, в подарок домашним. Всё чистое, свежее, никто не носил это до вас.

Домашним? Скорее, своей любовнице, разве нет? Сестёр у Эйлера не было, насколько мне помнилось.

Впрочем, в моём положении выбирать не приходится. Не идти же на встречу к Эйлеру голой.

Я кивнула, сделав вид, будто вовсе не интересовалась ни одеждой, ни тем, кому она предназначалась. Позволила одеть себя, послушно просовывая руки в рукава.

Платье оказалось тоже исфийское – пояс затягивался под самой грудью, по бокам были разрезы, а вниз надевались лёгкие шёлковые штаны. Красивое, богатое, серебряная вышивка по тёмно-алой ткани. Цвета не совсем мои, но сочные и яркие, этого не отнять.

Рею одели в похожем стиле, разве что ей всё было велико. Тёмно-синее платье с золотой отделкой явно провисало в груди, да и по плечам не подходило. Не обращая на это внимания, Рея крутилась перед маленьким круглым зеркалом на серебряной подставке – небось, Эйлер использовал его для бритья, – пытаясь разглядеть себя всю.

– Так необычно, смотри, Риса! – она высовывала из разрезов платья то одну, то другую ногу.

Я бездумно кивнула. Красивые платья – это, конечно, хорошо, но намерения Эйлера меня волновали куда сильнее.

Служанка повесила мне на плечи полотенце и аккуратными нежными движениями стала высушивать пряди. На половине дела вход в палатку снова раскрылся, и на пороге показался Эйлер. Окинул меня напряжённым взглядом. Внутри у меня всё невольно похолодело.

– Спасибо, пока хватит, – сказала я служанке, не отводя глаз от Эйлера.

Почему-то мне казалось, что стоит отвернуться или потупиться, как это станет началом заведомо проигрышной схватки.

Служанка вместо полотенца накрыла мне плечи шалью, чтобы не до конца просохшие волосы не намочили одежду. Я подошла к Эйлеру и остановилась в нескольких шагах.

– Идём, – он повернулся, придерживая для меня полог палатки, и я, стараясь не коснуться Эйлера ни кончиком рукава, проскользнула мимо.

Недалеко: он почти сразу перехватил меня за руку.

– Сюда.

Я вздрогнула от неожиданного прикосновения. Мгновенно взбурлили эмоции: да как он смеет? Уже считает себя моим женихом?

Кроме возмущения была и злость на себя. На то, что это возмутительное прикосновение прогнало горячую волну по телу, за то, что там, где он коснулся, жгло как огнём. На эту хозяйскую хватку, эту шершавость мужской ладони, привыкшей управляться и с женщинами, и с оружием. На понимание, что он может обхватить пальцами моё предплечье, сломать его, как соломинку. Понимание, что я в его власти – как враг, как пленница, как беззащитная перед мужчиной женщина.

Слава Матери, наваждение быстро прошло. Эйлер втолкнул меня в соседнюю палатку – куда меньше размером и беднее убранную. Вернее, тут вообще не было особого убранства: крепкий высокий стол с бумагами, два комода, несколько стульев. Кажется, здесь Эйлер устроил свой кабинет.

– Садись.

Он отпустил меня, и я последовала приказу. Демонстративно потёрла то место, которого он касался. Хотела, чтобы он знал, что мне неприятно.

– Что вы делали там, на болоте Мёртвых?

– Хотели с утра прогуляться. Лошадь сестры понесла, я погналась за ней. Так и очутились.