Лицо его поражало своим жестоким, почти свирепым выражением, космы седых волос торчали из-под шапки во все стороны, всклокоченная седая борода и глубокие морщины не прибавляли ему привлекательности.

Трое других казались гораздо моложе. Один из них был почти мальчик, лет четырнадцати на вид. У него было бледное личико, тонкие черты лица, и большие умные глаза смотрели открыто и смело.

Двое других выглядели так же сурово и жестоко, как и старший. У них, правда, лица были несколько благообразнее, не было у них и всклокоченных бород и морщин, но глаза, сверкающие из-под шапок, надвинутых чуть ли не на самые брови, были злыми и производили отталкивающее впечатление.

Старший путник с ружьем за плечами подошел к Сибирочке, нагнулся, поднял ее из сугроба чуть живую, встряхнул изо всей силы и поставил прямо перед собой.

– Кто ты, девочка, и как попала сюда? – прохрипел он.

От холода и волнения Сибирочка ничего не могла ему ответить. Однако, собравшись с силами, все же сказала чуть слышно:

– Дедушка там, на снегу остался… мой дедушка… птицелов Михалыч, из соседнего селения… Пожалуйста, возьмите его к себе… отогрейте… Он очень болен… Ради Бога, помогите ему. Он так кашлял… а потом… упал… прямо в снег… Ах, Господи! Ведь он умрет… если… если вы не поможете ему! – и она горько заплакала, вспомнив, как дедушка лежал на снегу.

– Не смей хныкать! – сурово оборвал ее сердитый старик. – Терпеть не могу, когда хнычут. Говори толком, где оставила старика.

Испуганная Сибирочка пыталась объяснить, что она оставила деда недалеко от опушки, и надо идти туда, сначала прямо, потом налево, потом направо.

– Как тут разберешь! – вышел из себя старший. – Ну, да ладно! Мы сами доберемся до старика. А ты, Андрей, – обратился он к юноше, – возьми девочку и отведи ее в нашу «лесную нору». Да смотри, гляди в оба, чтобы она от тебя не удрала. Девчонка может пригодиться нам в деле. Ты вишь как вырос, для сбора милостыни не годишься больше. Такому большому дурню никто не будет подавать, а она как раз подойдет, – и старик угрюмо взглянул на черноглазого мальчика, который спокойно выдержал его взгляд.

Мальчик взял Сибирочку за руку и шепнул ей:

– Пойдем со мной!

Его глаза смотрели так ласково, а голос звучал так дружелюбно, что Сибирочке нечего было бояться его. Она доверчиво протянула ему руку и, едва переставляя окоченевшие ножки, поплелась за ним.

Старик и его два спутника направились в ту сторону, куда указала им Сибирочка, где, по ее мнению, остался лежать на снегу больной дедушка.

– Ты, может быть, очень устала и не можешь идти? Путь наш далек, а ты едва передвигаешь ноги. Давай я понесу тебя. Так мы доберемся скорее, – услышала Сибирочка дружеский голос.

И не успела она ответить, как мальчик подхватил ее на руки и понес.

– Ну, вот видишь, как хорошо теперь! Хорошо ведь тебе, не правда ли? – спрашивал он, ласково глядя на нее добрыми глазами.

– Очень хорошо, – согласилась девочка. – А вот если бы дедушку поскорее нашли и привели в чувство, тогда бы я была так рада, так рада! – лепетала она.

Мальчик ничего не ответил, только крепче прижал ее к груди и зашагал быстрее.

Через полчаса довольно быстрой ходьбы он, запыхавшийся и уставший, остановился и весело проговорил, спуская с рук Сибирочку:

– Ну, вот мы и дома!

– Как дома? – изумленно проронила она. – Да ведь мы пришли в самую чащу!

– Ну да, в самую чащу. Здесь и есть наш дом.

Сибирочка со страхом оглядывалась по сторонам.

При слабом сиянии месяца она могла рассмотреть лишь столетние дубы и кедры, со всех сторон тесно окружавшие крохотную полянку, где из-под снега торчали черные пни, прикрытые сверху снежной шапкой. Видно, и здесь была когда-то непроходимая чаща. Почти вровень с землей, вся занесенная снегом, стояла маленькая избушка. Крепкая дубовая дверь ее находилась почти под землей. К ней вели несколько ступеней, наскоро сколоченных из досок.