Когда официантка подходит к ней, Габриэла выпаливает, не глядя в меню:
– Травяной сбор и шош. Спасибо.
Травяной сбор содержит майоран, шалфей, лепестки роз и мяту, а шош – это просто сокращенно шоколадный шарик.
– Потрясающе, – оценивает заказ официантка.
Хорошая ты девочка, Габриэла, чай и шоколадный шарик. Молодец – не кофе, не антидепрессанты, не сигарету. Хотя кого она обманывает? Из всего этого она пробовала разве что сигарету. Самокрутку Йонатана. Пробовала прямо тут – во дворе “Принца”.
Ты что, Габриэла, думала, войдешь сюда и не вспомнишь? Ведь для этого ты и пришла, именно для этого, потому что трагедия-то твоя известна – она в том, что у тебя самой никакой трагедии нет. Ты не Антигона, ты второстепенный персонаж, тот, у которого нет одноименной пьесы, потому что если бы таковая имелась, то была бы смертельной скукотищей. Нет, не смертельной, просто скукотищей. Так что пей травяной чай, жуй шоколадный шарик, и то и другое будет на вкус как самокрутка.
И рот Габриэлы, вопреки любой логике, действительно наполняется дымом. Она стискивает зубы, плотно сжимает губы, но, несмотря на все ее старания, две белые струйки дыма вырываются из ноздрей.
Был ранний вечер. Йонатан, как обычно в наушниках, сидел возле одинокого дерева во дворе “Принца”. На круглом столе перед ним стояли кружка с травяным сбором и блюдце с шоколадным шариком, лежала пачка табака с фотографией гнилых зубов и пепельница, полная окурков. Он сосредоточенно облизывал край папиросной бумаги.
Габриэла подошла к его столу.
– Ты вернулся, – констатировала она очевидное, вместо того чтобы спросить, куда, черт возьми, он исчезал на целый месяц.
– О! – Он поднял взгляд. – Габриэла. – Голос подозрительно дрогнул. – Ну садись. – И указал подбородком на стул перед собой. – Что ты тут делаешь? Я думал, ты читаешь только Моцарта и всё такое.
– Смешно, – сухо сказала она.
Ей не захотелось объяснять, что зашла она в букинистический в поисках редкой книги стихов – единственной книжки ее бабушки.
– Надолго ты пропал.
Ему необязательно знать, что она считала дни. Его не было ровно тридцать семь дней.
– Ага, – согласился он, и этот огрызок ответа впился в нее как личное оскорбление.
Когда она садилась, ее серый свитер зацепился за ржавый гвоздь, торчащий из ствола дерева.
– Вот же уродский свитер, – вырвалось у нее. Йонатан услышал и не ответил.
Музыка в кафе была издевательски веселой для такой странной встречи.
– В классе сказали, что ты за границей, у отца.
Он кивнул и выпустил струйку белого дыма.
Несколько мгновений Габриэла набиралась смелости, потом сказала:
– Странно, что ты не написал мне ни слова.
– Ну да… Я был без телефона. Забыл его дома, как идиот.
– Ой, ладно! Отец что, не купил тебе новый?
– Он умолял, но я не захотел. (Ей показалось, что зубы пляшут у него во рту.) Было прикольно избавиться от этой гротескной железяки.
У кого угодно это было бы дешевой отговоркой, но от Йонатана прозвучало очень даже логично. Габриэла решила, что правильно поступила, когда не отправляла ему написанные сообщения, особенно злобные. Башня обид, которую Габриэла строила больше месяца, вмиг рассыпалась.
– Интересный эксперимент получился, – продолжил он. – Ты не можешь поговорить ни с кем, если он не прямо перед тобой. Кому вообще нужна эта хрень, которая нон-стоп в прямом эфире сообщает всем, где ты находишься и с кем разговариваешь? Ты вообще понимаешь, что любой начинающий хакер может посмотреть все, что мы когда-либо забивали в строку поиска, или разглядывать нас через камеру на телефоне даже в самые интимные моменты.