Я к тому времени тоже не мог отменить атаку, потому что сосредоточил все внимание на генерале, возглавлявшем врагов. Он показался мне знакомым, хотя я никогда не думал что такое возможно. Я не мог поверить своим глазам, так как это оказался вовсе не обычный французский генерал.

Когда я летел на него, подняв руку с саблей, передо мной на великолепном жеребце, оказывается, сидел сам Наполеон Бонапарт!

В том, что это сам Бонапарт, у меня не было сомнений. Небольшая фигурка, сгорбившаяся на спине коня, сюртук с орденами и знаменитая треуголка. Бледное, худое лицо, но уже чуточку начавшее полнеть, гневный, решительный взгляд. Да, это император французов, собственной персоной.

И если я сейчас его зарублю, то изменю ход истории еще круче, чем тогда, когда исцелил Суворова от болезни.

Сжав покрепче саблю, я так и мчался на Наполеона, пылая желанием срубить ему голову и не обращая внимания на визг пуль и гневные крики его свиты. Ведь если это удастся сделать, война почти стопроцентно будет выиграна союзниками.

Краем глаза в самый последний миг я заметил, что рядом со мной не осталось никого из казаков. Отстали, кинули одного-одиношеньку в пасть льва. Только дальше, по правую и левую сторону от меня, в десятках шагов, остались несколько бойцов, сумевших вместе со мной добраться до вражеских рядов. Ладно, все это ничего сейчас не имеет значения, даже моя никчемная жизнь, главное, это прикончить Наполеона или хотя бы тяжело ранить его.

Но даже в мирное время французского императора прекрасно охраняли самые лучшие воины Франции, а уж теперь, во время войны, количество его телохранителей увеличилось в несколько раз. Одному человеку, вроде меня, даже подумать нельзя было о том, чтобы причинить вред властелину империи.

Из-за спины Наполеона и сбоку на меня бросились сразу трое солдат, все на конях. Тот, что был спереди, оттолкнул императора и принял мой удар на себя. Противник был смуглый до черноты, с белозубым оскалом и бешено вращающимися глазами. Да и остальные, что набросились на меня, тоже были непривычно черные.

Это же мамлюки императора, знаменитые бойцы из Африки, доставленные им из египетского похода. Говорят, весьма страшные в битве. Вот и поглядим сейчас, на что они способны.

От тех, что сбоку, я успел увернуться, причем тот, что слева, пребольно стукнул меня в раненую руку, только начавшую заживать. Тот, что спереди, оказался самый настырный. Верно, это и есть мамлюк Рустам, любимчик французского правителя.

Парировав мой удар и визжа от ярости, он пытался сам ткнуть меня острием сабли, но я тоже успел его отбить. Моя лошадь продолжала стремительное движение вперед и моя сабля после блока поднялась вверх и я вдруг умудрился стукнуть противника рукоятью сабли по лбу. Частью это вышло случайно, а частью намеренно.

Результат, однако, превзошел ожидания. Мамлюк закатил глаза, обмяк и свалился наземь. Я прорвался через пытавшихся остановить меня всадников, на удивление, без особых повреждений.

Чуточку оглянувшись, я увидел, что почти сразу следом за мной прорвались казаки, оказывается, немного отставшие от меня. Наполеона теперь обступили со всех сторон телохранители и императора почти не было видно за их напряженными фигурами.

Все, удобный момент упущен, покушение провалилось. Теперь надо сваливать отсюда, спасая свою глупую бесшабашную голову.

– Схватите их! – кричал император и ему вторили другие французские солдаты и командиры. – Возьмите их всех!

Ну уж нет, дальше уже, пожалуйста, без меня. Я увернулся от клинка другого солдата, метившего мне в голову, отбил саблю другого, припал к шее лошади, чудом избежав попадания от пистолетного выстрела и каким-то чудодейственным способом прорвался и через вторую линию вражеских всадников.