– А это что такое, вашблагородь? – спросил Бабаха, вытащив из-за пазухи одного из разбойников пачку бумаг, перевязанных крест-накрест. – Никак, письма какие?

– Ладно, возьми, может чего полезное найдем, – сказал я. – Завтра при свете дня покажешь.

Смирный застоялся на месте и нетерпеливо звал нас дальше в поход, рисуясь перед захваченными кобылками. Мы кинули на распростертые на земле тела последний взгляд и поехали дальше.

Всю ночь я бдительно напрягал зрение и слух, опасаясь повторения налета, но все было спокойно. Бабаха мирно дремал в седле и даже умудрялся иногда всхрапнуть. Под утро я тоже чуток поспал, но вскоре проснулся, потому что никак не мог приучить себя расслабляться в седле.

За ночь мы проехали лес, потом снова выехали на луга и даже перебрались через речку. Местами дорога вела в нужном направлении, а иногда круто сворачивала в сторону. В конце концов я решил, что ехать по капризному извилистому пути будет слишком долго и мы поскакали напрямик через равнины.

Утром мы остановились перекусить и немного отдохнуть. Я заснул под неумолчные разглагольствования Бабахи о красотах Парижа и когда проснулся, то услышал от него то же самое. Поскольку я проспал дольше запланированного, то завтракать нам пришлось в седлах. Затем мы сменили лошадей и помчались дальше.

Мы ехали весь день и за это время пару раз миновали крупные города вдали и несколько деревень. Да, все-таки Франция и впрямь густонаселенная страна, у нас в России неделями можно ехать и не встретишь ни одного поселения.

Заглядывать во встреченные населенные пункты мы не стали, во избежание недоразумений с местными жителями, и вечером снова заночевали в лесу. Мне показалось слишком опасным для собственных ягодиц ехать в седле всю ночь и я решил пощадить филейные части. Мы развели маленький костер и по очереди спали около него, охраняя сон друг друга.

Поднявшись на рассвете, мы позавтракали и отправились дальше. Теперь мы подъезжали к окрестностям Реймса и на дорогах все чаще попадались группы вооруженных людей.

Некоторые при этом были одеты в гражданскую одежду и, значит, это были разбойники или шуаны, а другие щеголяли синими кафтанами и принадлежали к французской военной касте. Попадаться ни тем ни другим нам не хотелось, поэтому мы сбавили темп и предпочитали передвигаться густыми лесочками. Иногда приходилось долго выжидать, пока опасные субъекты не удалятся из поля зрения.

Из-за этих задержек мы попали в нужное место только к вечеру. Без приключений все равно не обошлось, потому что под конец нас все равно заметили разбойники, отряд численностью лес человек и погнались за нами.

Решив, что не стоит рисковать, мы довольно легко ушли от них на своих сменных лошадях и когда стемнело, добрались, наконец, до союзных аванпостов.

Узнав, что мы приехали от Суворова, нас немедленно повели к императорам. Вокруг еще не успело стемнеть, когда мы предстали перед светлыми очами австрийского, русского и прусского монархов.

– Я знаю вас, виконт, – заметил Александр. – Вы добрый спутник и неизменный спаситель князя Туркестанского, нашего доблестного Александра Васильевича. Какой ответ он прислал вместе с вами?

– Его светлость готов отдать жизнь за отечество и своего царя, – сказал я уклончиво, передавая императору письмо Суворова.

Военный лагерь был огромным и простирался на многие версты вокруг. По самым грубым подсчетам, сейчас в нем находилось около полутораста тысяч союзных войск. Все эти огромные массы служилых людей готовились к войне, жили, кушали, разговаривали, катались на конях, чистили оружие и маршировали туда-сюда, словом, вели себя так, будто Наполеон не находился в нескольких переходах отсюда с не меньшим по численности войском. Я заметил близ походных шатров царя накрытые столы, играющий оркестр, придворных кавалеров и дам в роскошных нарядах, словно мы находились где-то в Михайловском замке на вечернем балу.