Парочка, летевшая по полю ко мне, ехала молча и деловито. Стрелять собирались, видимо, наверняка, когда я окажусь совсем рядом. А может, просто боялись промахнуться в темноте.

Я, в отличие от них, ждать не стал, потому что в свое время прекрасно потренировался в стрельбе по движущимся мишеням. Когда бандиты оказались от меня в двадцати шагах, я вытянул руку с пистолетом и разрядил его в того, что несся справа. Почти одновременно прогремел выстрел далеко в стороне, наверняка, это начал работать Бабаха.

Душегуб, в которого я метил, вскрикнул, нелепо взмахнул руками и упал с коня, покатившись по земле черным клубком. Есть попадание, сэр, возьмите с полки мягкую игрушку.

Я немедленно спрятал разряженный пистолет в седельную сумку и достал другой, заряженный. В это же время оставшийся противник вдруг передумал сближаться со мной и развернув коня, постарался убежать с места схватки. Чему я, само собой, не мог позволить произойти.

За эти пару лет, проведенные в военных походах и насмотревшись смертоубийств я, можно сказать, омертвел душой. То, чему в нашем толерантном рафинированном обществе двадцать первого столетия я никогда не позволил бы себе сделать, здесь, в начале девятнадцатого века, я разрешал себе с невероятной легкостью.

Чего жалеть этого гнусного двуного, по недоразумению называемого разумным человеком? Еще чего не хватало. Если бы он оказался на моем месте, то с радостью всадил бы мне пулю меж глаз и раздел догола, а потом помог бы расправиться с Бабахой.

Зачем же с ним церемониться и отпускать живьем? Чтобы он через несколько дней ограбил и убил кого-нибудь еще, не такого подготовленного, как я?

Поэтому я без каких-либо угрызений совести прицелился и выстрелил в спину убегающему разбойнику. Пистолет не подвел и на этот раз, кажется, я попал в спину злоумышленника, в темноте было плохо видно. Протяжно застонав, мой торопливый противник навалился на шею коня, проехал еще немного и мешком свалился на землю.

Почти в то же время в стороне опять раздался выстрел, потом еще и еще. Вспышки выстрелов мигали в темноте с разных сторон. Да, у Бабахи разыгрались там нешуточные страсти. Надеюсь, он уцелел и все-таки увидит прекрасное небо Парижа. Если они убили его, я догоню каждого и лично пристрелю, а то и прирежу собственными руками.

Но нет, мой монументальный помощник в помощи не нуждался, великолепно справившись со всей тройкой негодяев. Когда я подъехал ближе, оказалось, что он застрелил одного, а затем заколол пикой другого. И это несмотря на то, что они стреляли в него почти в упор.

Сейчас злоумышленники лежали на земле темными бесформенными кучами и возле каждого, опустив голову уныло стоял конь.

– А где последний? – спросил я, оглядевшись и не обнаружив третьего тела. – Неужели ушел?

– Аха, – ответил Бабаха, перезаряжая пистолет. – Верткий оказался, щучий сын. Не попал я в него, зато он чуть мне голову пулей не снес.

– Эх, было бы время, догнали и пристрелили бы на месте, – кровожадно сказал я. – Жаль, ехать надо. Давай, глянем, что там у них и поедем дальше.

Наши противники оказались не только плохими стрелками, но и никудышными грабителями. Из награбленного у них был только кошель с серебряными и медными монетами да пара колечек с драгоценными камешками. Прямо скажем, не густо.

Но что поделать, с паршивой овцы хотя бы шерсти на шапочку собрать. Мы подобрали оружие и взяли с собой лошадей, не оставлять же их в чистом поле. Теперь с трофейными ездовыми животными у нас у каждого оказалось по три лошади, целый табун.