Это как анекдот, конечно. Но их было чересчур много, этих «анекдотов»…

– Какая была разница между советской и немецкой техникой?

– Ну, если мы будем говорить – то про штурмовики, про самолёты.

У немцев чистый штурмовик – это был лапотник «Ю-87». Это отличный пикировщик, пикирующий бомбардировщик. Шасси у него не выпускались. Он вот так отвесно мог пикировать. Выпускал специальные тормозные щитки, аэродинамические. Цель поражал абсолютно точно. Но – был тихоход, старый уже. Их даже наши штурмовики – мы – их сбивали элементарно, если они попадались.

Вот сделали они последний «Фокке-Вульф» – «FW-190»: он и истребитель, и штурмовик одновременно. Которым меня сбивали. Вот этот – достойный был у немцев против наших. Мощная машина. На равных с нашими последними «Лавочками». Даже преимущество чуть больше не у немцев было, а у наших. Истребители «Ла-5» и «Ла-7», последний – вот этот типа как «Фокке-Вульф».

Ещё у нас из истребителей самым лёгким, самым вооружённым и самым скоростным был «Як-3». Это лёгонький истребитель, почти фанерный, игрушечный, но имел пушку 37 мм. Как бахнет – так немецкий самолёт взрывает любой на куски. И скорость у него была. Это самый последний был истребитель Яковлева. И самый дешёвый и простой. Вот умели делать!

Ну, что ещё сказать?

У них – «Мессершмитт-110», у нас – «Пе-2» были, примерно так. Или, если взять у нас «Ту-2» – были уже, появились.

Потом появился «Мессершмитт-163» немецкий с жидкостным реактивным двигателем. У нас ещё не было, а у них уже летали. Представляете? Но их мало было. У нас когда во время войны первые с такими двигателями скоростными стали выпускать, Бахчиванджи – был такой лётчик-испытатель – погиб. Вот эти, когда скорость звука переходишь, мощность двигателя большая – и центр смещения аэродинамической нагрузки переходил ближе к передней кромке крыла. [Показывает.] И он имел такую тенденцию – пикирования. И только взлетал, скорость набирал, как сразу вниз – раз! – и разбивался. Понимаете? Нужно было менять профиль крыла. Этого наши не знали. Только когда смерти нескольких испытателей произошли – изменили профиль. Но и немцы также на этом теряли людей.

Вообще, я всю разницу между нашими и немцами всё время видел прямо вокруг себя. В бою ведь, когда летаешь на штурмовку, тебя сопровождает группа истребителей, которая, когда нас встречают истребители немецкие – вступает с ними в бой. Вот сидишь, как в кино – и смотришь, как они дерутся. Один зажёг другой, этот – этого… Потом – сам стреляешь, когда взрываешь.

Вот я ещё – фотографировал. Склад взорвёшь – выше церкви вздымается пламя, летят эти обломки… Начальники штабов всяких, командование дивизии, армии – любили мои снимки рассматривать. Я им вот такие снимки привозил! Потом они как секретные считались, и их всех уничтожили. Но кадры были – идеальные, просто картины!

– 1941–1942 годы: немцы под Москвой, Сталинград, Кавказ… Не было ощущения, что страна погибла?

– У многих было. Даже в армии пораженческие настроения были очень сильные.

– А у вас?

– В авиации?

– Нет, лично у вас.

– Нет. Мы рвались на фронт. Мы даже не знали, что Сталин издал приказ 227-й. Ну кто нам его читал? Это секретный был приказ. Он читался в полках. А мы же – не действующая армия. Я же курсантом был. Но этот приказ большую роль сыграл для победы. И крови много унёс, но всё-таки положительные качества были. Взять 1941 год – там же как? В полках начали командира голосованием выбирать! Представляете?!

– Даже такое вернулось?

– Да, конечно, было! Единоначалия уже у командования не было. Вот тут «смерши», конечно, тоже поработали на пользу. И начали – именно в 1942 году, когда развилось массовое бегство, паника в тылу, дезертиры… Это вынужденный был приказ, 227-й.