Хлопнула дверь, вернулся док, сел за стол, посмотрел неодобрительно на меня, пододвинул ближе ноутбук.

— Как зовут?

— Бортникова.

— Имя?

— Майя.

Док не представлял опасности. Моя интуиция не взвывала сиреной при виде худого задрота. Он был здесь ради карьеры и исследовательского интереса, обслуживал систему и получал опыт.

— А тебя как зовут?

Док оторвался от экрана, внимательно взглянул на меня. А что! Будем друг другу тыкать, мы уже довольно близко знакомы.

— Виктор.

— Что мне будешь делать?

— Капельницу.

— С чем?

— Общеукрепляющее, с успокоительным эффектом, — ответил и застучал пальцами по клавиатуре.

О чём док с охранником выходили беседовать? Если не для моих ушей, значит, против меня. Сразу палиться не буду, посижу тихо о скорбным лицом. Никому не известно, что я полтора года в меде училась. Об этом периоде жизни я нигде не упоминала. Биография моя была проста и незатейлива: родилась, окончила школу, вышла замуж, родила сына. Всё. Ожидать чего-то интересного от домашней клуши было нелепо.

— Пройдём в процедурную.

В небольшой комнате с рабочим столом, холодильником и стойкой для капельницы док попросил меня лечь на кушетку. Он подготовил флакон, добавив в него какое-то лекарство, заслоняя спиной свои действия, зафиксировал флакон с системой на штативе горлышком вниз, расположилкапельницу горизонтально, открыл зажим, и проследил за тем, чтобы емкость капельницы заполнилась. Меня разморило от неспешных приготовлений дока. В принципе, он всё делал правильно.

— Лучше бы чаю с сахаром.

— Это в столовую.

Как бы, не так. Столовским работникам меня вообще можно списать с довольствия, сплошная экономия, кормить почти не нужно. Я вспомнила недопитый чай, и чуть не застонала от жалости к себе. Даже чай не успела!

Под локоть док подложил специальную подушку, чтобы было удобно, ведь мне придётся лежать около двух часов. Слабость растеклась по телу липкой волной, и на жгут поверх задранной выше локтя толстовки, я почти не отреагировала, вяло поработав кулаком. Док снял колпачок с иглы, и острый шип впился в вену. В момент укола я всегда закрывала глаза или отворачивалась. Гораздо проще было меня накормить, чем подвергать этой экзекуции и тратить лекарство и систему.

Голова кружилась, словно я летала на карусели. Док залепил наконечник иглы пластырем.

— Хорошо себя чувствуешь?

— Норм.

Рядом с доком все силы уходили на то, чтобы не бросить ему в глаза обвинения в том, что со мной сделали и сделают. Сделают? Мысль отрезвила, заставила сбросить дремоту. Он хочет усыпить меня, а потом… никто ничего не докажет. От волнения и внутренней тряски, в голове ещё больше поплыло. Нет! Это от лекарств. Он сказал «успокоительное». В гробу я видела его успокоительное и его самого там же. Успокоят, потом разбудят, потом отправят в общагу под скабрёзные смешки и взгляды. Они все повязаны, никому нельзя верить.

Внутри стало горячо, лицо горело, похоже, подпрыгнуло давление. Ничего страшного, с давлением я знакома, а вот с тем, что со мной могут сделать, знакомиться не хочу. Один гад недавно подробно и болезненно объяснил, что тут происходит, а начальник над этим «происшествием» только поглумился. От накатившего отвращения хотелось сплюнуть.

Аккуратно отлепила пластырь, выдернула иглу и залепила прокол пластырем. Тихо поднялась с кушетки, подошла к окну. Современная система с тройным стеклопакетом открывалась бесшумно и просто. За дверью док резко двигал мышкой ноутбука. Судя по характерным звукам, наверное, в стрелялки играет в наушниках. Вряд ли он услышит шорох в процедурной.