Забираюсь в горячую ванну с густой пахнущей ванилью пеной.

Достаю телефон, гуглю название отела по памяти.

Это в Австрии, рядом с горнолыжными трассами.

На картинках там очень красиво.

Захожу в инстаграм к мачехе. Она же все время хвастается своим «невидимым», но вполне узнаваемым любовником. У нее все сторисы должны быть забиты восторженным собиранием чемоданов. Но ничего такого там нет. Всего пара видео с наряженной елкой в центре гостиной моего дома.

Ни намека на то, что ее ждет пять дней на крутом горнолыжном курорте.

Закрываю рот ладонью, не даю себе улыбнуться.

Не залипаю, совсем не залипаю. Просто если она на скамейке запасных, то для меня это, очевидно, минус одно действие на пути к Авдееву.

Звонок в домофон застает меня как раз, когда выбираюсь из ванной.

Я абсолютно точно никого не жду.

В этом городе у меня давно никого нет.

Заворачиваюсь в халат, снимаю трубку.

— Кто это?

— Игорь, водитель Вадима Александровича. Могу подняться?

Я нажимаю на кнопку «замочка», наяриваю круги возле двери, потому что кажется, он поднимается на мой этаж через Канадскую границу.

Открываю как только слышу шаги за дверью, не дожидаясь звонка.

Водитель еще раз кивает, протягивает мне внушительную красивую коробку, перевязанную лентами, за одну из которых заложена большая цветущая ветка магнолии.

Магнолия – в конце декабря?

Оставшись одна, несу коробку в гостиную.

Ноги снова не слушаются.

Когда начинаю развязывать элегантный бант (его наверняка завязывали и укладывали минут тридцать – не меньше), замечаю заложенную маленькую открытку. Просто красивый тисненый прямоугольничек, без пафоса и картинок, на обратной стороне которого размашистым твердым почерком написано: «Я же сказал «ок».

Я уже знаю, что внутри.

Нос щиплет, но я убеждаю себя, что это из-за сладкого запаха магнолии.

«Люблю женщин, которые не спрашивают разрешения» - вертится в голове.

Раздеваюсь, набрасываю на себя, абсолютно голую, убийственно роскошного соболя.

Падаю на кровать.

Провожу пальцами по груди, задеваю маленькую штангу в правом соске, прикусываю губы с рваным смешком.

Спорим, Авдеев, у тебя таких не было?

Позволяю краям шубки мягко стечь вдоль моего тела.

Это фото на грани – почти голое. Ареолы прикрывает только пушистый мех.

Поднимаю телефон на вытянутой руке, делаю пару щелчков камерой.

Отправляю.

И следом: «Подай на меня в суд».

Еще никогда меня так сильно не пугала неизвестность.

И не возбуждала мысль о том, что на меня смотрит один определенный мужчина.

Тот, которого я адски ненавижу.

Он снова читает почти сразу.

Мое сердце перестает биться, потому что несколько долгих минут он ничего не отвечает.

И только потом…

Хентай:Хочешь, чтобы я тебя нагнул?

Я в последний момент успеваю сжать бедрами собственную, поглаживающую себя между ног руку.

Меня плавит.

И бомбит от осознания, что сегодня я нарушила вообще все свои табу, в том числе – озвученные ему в лоб.

Но вот прямо сейчас – вообще по фигу.

Завтра я встану с тяжелой головой, разочарованием и злостью, и придумаю новый, третий по счету план.

А сегодня…

Я:Я за шубы «не нагибаюсь». Даже за соболиные.

Я: Старайся лучше.

Он все равно едет покорять горнолыжные трассы, я ничем не рискую.

Хентай:А кукольный домик не треснет, Барби?

Я:Вы мудак, Вадим Александрович.

В ответ летит голосовое, в котором он просто громко смеется.

И я слушаю его на бесконечном репите.